там гостей ожидало нечто более существенное.
Кукемельк был в восторге от госпожи Раудкатс и ее пения, он продолжал аплодировать, когда все огни уже были зажжены.
— Тембром вашего голоса можно покорить весь мир! — воскликнул он, целуя руку певицы.
— С меня достаточно, если я покорю хоть вас! — небрежно ответили ему.
Мадемуазель Ормус, а за ней Пауль Орайыэ подошли к доктору Арукаску, укладывавшему в футляр свою скрипку.
— Мне всегда казалось загадкой, — заговорила мадемуазель Ормус, - почему вы занялись игрой на скрипке?
— Это вас удивляет? - рисуясь, спросил Арукаск, глядя на вопрошавшую.
— Я не нахожу в этом ничего удивительного, — пожав плечами, ответила мадемуазель Ормус госпожа Тийдо. — Врачи нередко бывают большими музыкантами.
— Ведь вам это совсем не нужно, — продолжала мадемуазель Ормус, игнорируя замечания госпожи Тийдо. — У вас хорошая практика, вы здоровы, нравитесь женщинам чему вам еще скрипка?
Госпожа Тийдо презрительно вздернула плечи.
— Видите ли, барышня, — рассмеялся Арукаск, — скрипка мне отчасти заменяет жену. Почему бы ей не нравиться и почему мне не играть на ней? Она таинственна, ее не увидишь насквозь, и она поет то, что удается извлечь из нее. А потом эта стройная шея, плечи, талия, бедра... Только ног не хватает. Словом, ампутированная жена. Но нравится.
— Ах, эти врачи! Они всегда циничны! —сказала госпожа Орайыэ, которая не упускала из виду своего мужа, вместе с Тамбергом она все время держалась поблизости от него.
— Наш брат медик ко всему привык, — заметила мадемуазель Ормус. — Что для нас ампутированная рука или нога? Я помню одну повешенную женщину, у которой были отрезаны, а потом сожжены руки и ноги, а туловище, висевшее в сарае, в летнюю засуху превратилось в совершенную мумию...
Госпожа Тийдо зажгла сигарету, чтобы рассеять воображаемый запах ампутированных ног. Более робкие отошли.
— И знаете, что было особенно интересно? Запах трупа! Он не был обычным, а напоминал запах какого-то цветка...
«Отчаянная девица», — подумал Орайыэ, внутренне содрогнувшись, но продолжая улыбаться.
Адвокат Тамберг, засунувший руки в карманы, спросил:
— Вам, барышня, приходилось нюхать и живых и мертвых, скажите, правда ли, что люди с хорошим нюхом чуют запах умирающего уже за двадцать четыре часа до его действительной смерти?
— В этом нет ни малейшего сомнения! — ответила мадемуазель Ормус.
Но рядом уже атаковали накрытый стол. Мадемуазель Ормус также направилась туда вместе с адвокатом Тамбергом, оживленно беседуя о смерти, которую оба по-своему переросли, и о жизнерадостности, сторонниками которой были оба, каждый по-своему.
Госпожа Тарас спокойно стояла возле стола среди других толпившихся тут гостей и своим критическим оком
оглядывала яства. Ну и что тут особенного? Фазан? Простая индейка, наверно! Она набрала себе на тарелку всего понемногу и уселась за маленьким столом, чтобы удобнее было разглядывать платья и туфли дам. Сиг был суховат, масло в майонезе не первого сорта, а в слоистом паштете противно преобладал вкус лимона.
Но вот к столу уже подкатила волна мужчин. Хозяйка дома ласково угощала всех и внутренне была вполне удовлетворена общей атмосферой дружелюбия. Между противниками воцарилось миролюбие, даже Кийпсаар чокнулся со сторонниками Национального фронта. Нигде не вспыхивали острые споры, и хозяйка могла гордиться общим благодушием, как своим творением.
- Ну, а вы? — обратилась она к одиноко стоявшему Рыйгасу. — Как всегда, ершитесь, как всегда, нелюдимы? Нет, это не годится!
Она подхватила молодого человека под руку, чтобы отвести его в дамское общество. Но Рыйгас уперся и, понизив голос, просил извинить его, если он сейчас же уйдет. Ему нужно спешить на поезд.
- Ах, до поезда осталось еще несколько часов, — возражала хозяйка.
Тем не менее Рыйгас не мог сегодня усидеть ни на одном стуле, примкнуть ни к одной группе гостей. Недавно какой-то незнакомец передал ему письмо, после которого он сделался рассеянным и молчаливым. Вскоре он исчез, никем не замеченный.
Ноэль Хурт беседовал с доктором Арукаском в зале возле низенького стеклянного шкафа, на котором красовался китайский бронзовый дракон с распростертыми крыльями.
— У хирурга, — рассказывал Арукаск, — правая рука должна действовать так же точно, как у скрипача левая. Некоторые глупцы, правда, думают, что хирургу остается просто резать там, где другие уже поставили свой диагноз, но, по правде сказать, у меня просто рука не поднимается резать, когда не я сам поставил диагноз. Самое главное, чтобы тебе не мешали, чтобы доверяли тебе. Женщин, например, сравнительно легко резать, потому что они верят всему, не лезут со своими советами, не говорят, как нужно давать наркоз, не вмешиваются и после, когда раны начнут заживать...
— И правда, нет ничего хуже вмешательства профанов, — заметил Хурт на основании собственного опыта. - Если твой заказчик так же самоуверен, как и глуп, то он уже строительному мастеру дает уговорить себя. И тогда архитектор кажется ему далеким от жизни чудаком, а сам он себе большим знатоком. Но если заказчиком окажется некое многоголовое учреждение, ну, тогда поучениям нет конца и краю. У каждого свое особое желание.
— Я всегда говорю, без крепкого кулака нигде не обойдешься, - вмешался Тарас, уловив последнюю фразу.
— Что касается меня, — рассмеялся доктор Арукаск, — то кулаком в моей профессии ничего не сделаешь. Только пальцами, да и то с крайней осторожностью.
— Теперь только и слышишь, что народ болен, но пусть кто-нибудь попытается лечить больного кулаком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109