..» — повторяла про себя Реэт, чувствуя, что Ильмар, который всю жизнь оставался всегда рассудительным, мог теперь в одну минуту обрушить на нее все свое безумие. От страха она поджала ноги, чтобы перед грозящим ударом стать возможно меньше.
— Говори же наконец!
Но теперь этот большой мужчина сел на стул и оперся головой о руки.
— Что? Что с тобой?
Реэт опять решилась спустить ноги с края кровати.
— Тяжко мне, тяжко! — вздохнул наконец ее муж, тряхнув головой.
«Бедняжка!» — подумала Реэт со смешанным чувством жалости и презрения, — ей вовсе не понравилось, что такой сильный человек страдает столь пассивно, не смея обвинять, бранить, устроить сцену. Ему следовало напуститься на Реэт, ударить ее, побить, потому что она это заслужила.
— Ну расскажи же, почему тебе тяжко! Я попытаюсь помочь тебе, если сумею...
Это было лицемерием со стороны Реэт, — внутренне она уже приготовилась защищать себя ложью, ответными обвинениями, контрнаступлением...
— До сих пор я молчал, — заговорил Ильмар, — а теперь больше не могу.
— Да? — спросила Реэт враждебно, вполне готовая к отпору. И невольно насмешливо добавила: — А бог тебе не помог?
Ильмар поднялся и, уставившись в пустоту, ответил искренне, не замечая насмешки:
— Я часто обращался к богу. Но чем больше я молился, тем явственнее он внушал мне, чтобы я все свои тяготы вынес на суд людской и прежде всего на твой суд. Я хочу, чтобы ты была хорошо подготовлена, чтобы ты собралась с духом и мужественно вынесла бы то, что я тебе скажу. Возможно, я выбрал не совсем подходящий момент, ты нездорова, нервничаешь...
Каким деликатным он умеет быть, как хорошо подготовить...
— Но дольше я не могу молчать. Я больше не в состоянии переносить... эту ложь!
Ильмар встал, подошел к Реэт, некоторое время пристально глядел ей в глаза, словно моля о доверии, и потом сказал просто, тихо:
— Покойный Луи был... моим сыном.
— Твоим сыном?!
— Да, сыном! А не приемным братом. Только тебе он был приемным сыном. До сегодняшнего дня я скрывал это от тебя... Но теперь, когда его нет с нами, мне тяжелее скрывать, чем признаться.
Он умолк. Реэт вздохнула. Это был не вздох отчаяния, как предполагал Ильмар, а вздох облегчения. Реэт закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Потом она сказала с упреком:
— И все эти годы ты прожил рядом со мной с этой тайной?
— Да, прости меня! Луи так и умер в неведении и это меня начало мучить больше всего.
— Значит, ты все время...
И Реэт обеими руками закрыла лицо, не из-за полученного удара, а из страха выдать себя. Ильмар продолжал:
— Я виноват, я чувствую это. Ты мне открывала все свои тайны, а я... У меня не хватило смелости... Я перенес много сердечных мук, я много страдал. Но я относился к этому, как к божьей каре. И я ее действительно заслужил.
Он снова сел и уронил голову на руки. Теперь Реэт решилась отнять руки от лица. И странно, сейчас она не испытывала ни малейшего душевного тепла к этрму человеку, нуждавшемуся в сочувствии, — он был ей чужд и становился все более чуждым. Как они могли прожить рядом все эти годы с этой ложью и молчанием, хотя столько ' раз уверяли друг друга, что между ними нет никаких тайн. И никого из них стыд за эту скрытность не побудил к тому, чтобы признаться!
Видя перед собой согнувшуюся фигуру, она поняла, какую власть это дает ей, но это чувство ее сейчас нисколько не обрадовало, наоборот, Реэт захотелось, чтобы Ильмар не страдал так, а, мужественно подняв голову, скорее гордился бы, чем отчаивался. Она резко спросила:
— Кто же была эта моя предшественница?
— Ах, что толковать о ней... Она умерла! Если не физически, то духовно уже давно. Это та самая, которая хотела сорвать' с тебя фату. Она уже тогда была слабоумной.
— Так это она и была! — с отвращением сказала Реэт. — А я все не хотела верить слухам! Верила больше тебе... Значит, все это была правда! Ах...
— Значит, ты догадывалась?
Ильмар встал, чтобы утешить жену, погладить ее по голове.
— Нет, не прикасайся ко мне! Я не люблю тебя! Уйди!
— Но, дорогая Реэт... Ведь это стало уже прошлым. Теперь все это миновало. Я уже забыл об этом. Постарайся и ты забыть! Будем жить, как и до сих пор!
— Для тебя это прошлое, а для меня? Поди отыщи свою любовницу, может быть, она еще жива! Ступай к ней! Да еще этот сын, нечего сказать, замечательный парень!
— Оставь, пожалуйста, в покое несчастного мальчика!
— И оставлю, да и что он мог поделать... если такие родители. Как вспомню, все это ужасно! Он... недалек был от...
— Замолчи! Я не могу!
— Ты старался закрывать глаза перед правдой. Он был твоим родным сыном, но разве ты его любил? Ты дал ему вырасти в другом городе, чтобы твой грех не колол тебе глаза! Ты даже не посмел называть сына сыном! И, наверно, не прочь был, чтобы он скорее сгинул... Не послал вовремя в санаторий, где он мог бы поправиться. Не то чтобы ты пожалел нескольких сотен крон, нет, но ты вообще не беспокоился, выздоровеет он или нет. Он всегда был для тебя помехой, как дурное воспоминание, как укор совести.
Никто еще не предъявлял Ильмару таких тяжких обвинений. Он попытался защитить себя, найти себе оправдание, но это ему плохо удавалось.
«Не сознаться ли и мне теперь во всем?» — промелькнуло в голове у Реэт, но она тут же почувствовала, что это означало бы восстановление прежних отношений с Ильмаром, а в ней что-то противилось этому.
— Я-то верила, что если другие лгут и скрывают, то хоть ты, по крайней мере, этого не делаешь... Но теперь я вижу, что все вы, пасторы, одним миром мазаны! Передо мной ты скрывал эту историю, быть может, из страха потерять меня, но почему ты боялся Луи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109