Там и сям к оконному стеклу была приклеена страница модного журнала с роскошными нарядами. А кое-где в вечернем уюте пивнушки, за потными окнами смутно угадывались мужские фигуры, в то время как перед дверью уныло дожидалась седоков усталая извозчичья пролетка.
Это было невеселое место, где гордые замыслы Хурта наталкивались на самые тяжелые препятствия. Все эти хижины, лачужки, хибарки, халупы и конуры крепко пустили свои корни в землю, они явно выказывали свое недовольство всякому, кто плохо думал о них или собирался убрать их, чтобы дать место новым, более гигиеническим жилищам. Чем больше Хурт мысленно пытался уничтожить
их, тем, казалось, больше в них возникало стремление разрастаться словно грибы.
Более приятную картину представляло другое, застроенное по плану, крыло города, где можно было встретить не одно привлекательное для глаза здание. Но при ближайшем рассмотрении и здесь легко обнаруживалась та техническая незавершенность, которая так раздражала "Хурта, — то окно перекошено, то дверная ручка безвкусная, то оконные стекла у красивого дома тусклые, а штукатурка и окраска неровные. Прямо подавляло назойливое обилие водосточных труб: они ползли по стенам и застрехам, расширяя свое горло в огромную воронку, и могли извергать воду на каждом шагу. А на стенах виднелось немало пятен сырости.
Снова возвращаясь в старый город, Хурт думал:
«Все эти кривые улочки уподобляются древним тропкам, пробиравшимся через чащу, через холм или огибавшим лужу, Кривизна их сродни робости первобытного человека перед каждым камнем и пнем. Она проистекает из беспомощности и пассивности. А нам, нам остается топать по нехитрым тропам наших праотцев, расплачиваться за их вялость. Прямая человеческой воли согнута здесь в дугу из-за препятствий, с которыми пытались найти соглашение вместо того, чтобы победить их. Примиренчество с природой — какая непростительная лень! Да и известна ли им вообще была аксиома, что прямая линия является кратчайшим расстоянием между двумя точками? Линия наименьшего сопротивления — это они, конечно, чувствовали инстинктивно. Как далеко мы все же ушли от образа мыртей наших праотцев! Возможно ли испытывать почтение к их мягкому, как воск, духу в наше время, когда человек- покоритель прокладывает свою прямолинейную волю через всю вселенную? В то время, когда возникают прямые, как стрела, железные дороги и туннели, когда к небу смело подымаются небоскребы, а в землю вонзаются километровые скважины, просто грехом было бы ратушу — это живое сердце города — возводить в старом, дряхлеющем квартале, имеющем лишь музейную ценность. Или и. здесь прямая человеческой воли должна согнуться в дугу в силу дрянных общественных условий?»
Хурт нашел подходящее место для ратуши на нынешней рыночной площади, на краю старого города. Здесь было достаточно места и простора, сюда сходились со всех сторон дороги и улицы.
Но вскоре его начало грызть чувство неудовлетворенности, мешавшее приступить к работе. Он не замедлил найти причину своего неопределенного недовольства: рыночная площадь находилась в соседстве с жалкими домишками Рибакюла и далеко от новых районов города; получалось так, будто он симпатизирует первым больше, чем вторым, хотя на самом деле было как раз наоборот. Он оставил этот план и действительно, в конце концов, нашел более подходящее место в соседстве с новым районом, там, куда из старого города под прямым углом сходились две улицы: из ухабистого участка с песчаной почвой, на которой росло несколько деревьев, могла получиться отличная площадь; а саму ратушу следовало построить на скрещении улиц.
Как только Хурт более или менее твердо определил место для ратуши, он словно освободился от пут. Было радостно продолжать творческую работу. Прошло немного времени, и из числа расплывчатых образов его воображения выступил, скорее выплыл, образ некоего лебедя с выпуклой грудью и двумя крылами по бокам. Это представление упрямо сохранялось: в месте пересечения двух улиц можно было возвести здание с хорошим основным планом, — фронтон его был бы обращен к новому городу, а два крыла давали бы впечатление, будто здание выплывает из старого города. Поскольку между этими крыльями могла поместиться порядочная площадь, человек, шедший из старого города, получал бы впечатление, будто ратуша протягивает ему две руки, чтобы схватить его в объятья. А человек, подходивший из нового города, при виде монументальной внушительности фронтона воспринял бы все строение как плывущее ему навстречу существо, полное радости и надежды. Простота общего плана, один из хуртовских принципов зодчества, в основном уже была обусловлена этим местом.
Так, почти готовой родилась основа проекта, родилась еще раньше, чем он успел углубиться в работу. Эта легкость с самого начала вовлекла его в работу, во время которой он и думать забыл об условиях конкурса.
Он распорядился принести в свою небольшую гостиничную комнату большой стол. Циркули, линейки, бумага и другие принадлежности для черчения уже не помещались на столе и искали себе места на стульях и даже на кровати. Хурт не позволял никому прикасаться к этому беспорядку. Горничная едва осмеливалась прибирать постель.
Живое, возбуждение все время владело архитектором, который почти не замечал, что происходило вокруг него. Он проводил в работе целые дни, не испытывая усталости. Он курил так много, что любопытной коридорной, привыкшей заглядывать в замочные скважины, за этой дверью
всегда приходилось вытирать глаза. Черный кофе также всегда был 'под рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109