Рука его с наганом тянется к виску человека:
— Руки вверх!
Фигура от неожиданности роняет маузер и поднимает руки.
— Пять шагов назад! — приказывает Борис. Человек пятится назад. Борис поднимает со снега маузер и направляет на арестованного два револьвера. Слезаю с сеновала и спешу к Борису.
— Снимай ремни,— приказывает арестованному Белецкий.
— Как же без ремня? — растерянно спрашивает арестованный.— У меня штаны слетят.
— Ничего, не слетят, зубами поддержишь. Ну, живо!" Арестованный неохотно снимает ремни. Борис расстегивает свой ремень, и мы связываем сначала руки, а потом ноги арестованного и оттаскиваем его за сугроб.
— Вот тут маленько подежуришь. Правда, рукам зябко будет, но мы скоро.
Я посмотрел на лицо арестованного: крупные, полные волчьей злобы, непокорные глаза, тупой, выдающийся вперед подбородок, рыжеватая щетина бороды.Он извивается, дергает руки, а потом, подняв голосу, зло говорит:
— Что вам нужно от меня?
— После узнаешь, в отделе поговорим, все ясно станет.
Когда он вскрикнул, Борис вытащил из кармана носовой платок.
— Разговариваешь больно громко. Открой рот, ну! Арестованный открыл рот, Борис втолкнул ему платок.
— Неудобно немного, зато надежней так-то.— сказал он и повернулся ко мне: — Пошли.
За воротами Борис сказал:
— Сейчас же беги в отдел и сообщи Дубровину, что мы обнаружили конспиративное собрание белогвардейцев. Скажи, что из Москвы приехала какая-то баба с белогвардейскими директивами. Да смотри, беги так, чтобы дух захватывало. А я еще здесь под дверями послушаю да этого покараулю.
— Не лучше ли, Боря, захватить его с собой?
— Не надо, беги скорей, слышишь!
Я оставляю у ворот Бориса и изо всех сил бегу по улице. Сильно колотится сердце, и дышать становится все трудней. Через несколько минут, разгоряченный, еле переводя дыхание, вламываюсь в отдел и, размазывая по лицу пот, кричу:
— Где Дубровин? Дубровин!
Когда вхожу в кабинет Дмитрия Ивановича, он смотрит на меня удивленными глазами.
- Пытаюсь говорить, но слава застревают в глотке, получается какая-то сумятица, и понять меня, очевидно, невозможно.
— Да говори толком, что случилось? — нетерпеливо допытывается Дубровин.
— Сейчас... вот... дыхание... не могу...
Проходит минуты две, и я наконец рассказываю о случившемся.
— Раньше нужно было сообщить об этом,—недовольно говорит Дмитрий Иванович и снимает с рычага телефонную трубку.
— Нельзя было... мы следили.
— Комендантская! Грузовик и пятнадцать народо-армейцев. Быстро!
Дубровин сует в карман гранату, достает из письменного стола наган, тушит свет и выскакивает в коридор.Бегу за ним.Во дворе пас уже ждет грузовик с вооруженными бойцами.Мы залезаем в кузов, и машина, рокоча, несет нас по пустынным улицам, среди приземистых деревянных домиков.
Через несколько минут грузовик останавливается, мы соскакиваем с него и бежим вдоль заборов к потемкинскому дому.По указанию Дубровина быстро организуется оцепление. Несколько народоармейцев становятся на наблюдательные посты во двор. Мы с Дубровиным осторожно подходим к крыльцу дома.
В это время одна из половинок входных дверей приоткрывается и из-за нее высовывается голова Белецкого.
— Вот где штаб-квартира беляков, вот где восстание готовится, а мы все ищем за Удой,— шепчет нам Борис, когда мы входим в коридор.
Дубровин что-то буркает себе под нос, вынимает из кармана револьвер и приказывает:
— Двух народоармейцев сюда... Остальные па своих местах. В квартиру входим все сразу. После того как они поднимут руки вверх, Яхно делает личные обыски.
Осторожно, на носках, мы поднимаемся на второй этаж. Деревянная лестница скрипит под ногами. В тишине щелкнул курок... Это Борис приготовил револьвер. Взвожу курок своего нагана.
На какую-то долю минуты задерживаемся на площадке. Из-за дверей доносится шум. Звенят стаканы... Дубровин тяжело дышит.Борис осторожно потянул к себе дверь. Она оказалась незапертой, и мы все сразу стремительно ввалились в квартиру.
— Руки вверх, ни с места! — не своим голосом кричит Борис, выскакивая на середину комнаты.
Бойцы щелкают затворами винтовок.
— Не вздумайте сопротивляться, дом окружен наро-доармейцами, при малейшем движении будем стрелять,— спокойно говорит Дмитрий Иванович.
Белогвардейцы подняли руки.Дубровин подошел к столу, сел, отодвинул стаканы и вытащил из полевой сумки бланки протокола обыска.
— Яхно, начните обыск.
Потемкин стоял против меня, широкоплечий, грузный, с поднятыми руками. За его спиной — веснушчатая девочка с птичьим выражением лица. Нос у нее очень похож на клювик, а глаза маленькие, круглые, изумленные.
Я начал обыск.Борис и бойцы стояли у дверей напряженные, с оружием наготове.
— Быстрей, быстрей! — поторапливал меня Борис. Я извлекал из карманов бумажники, револьверы, а
у военного две английские ручные гранаты. Военный спокойно давал обыскивать себя и насмешливо смотрел то на меня, то на Дубровина. А я выворачивал его карманы, рылся за брюками, лазал руками в валенки.
Военный отходит в сторону. Принимаюсь за Потемкина. Потемкин дрожит, в глазах животный страх.
Последней обыскиваю девочку. Коротенькое платьице, передничек, волосы заплетены в две коротенькие косички, на лбу челочка, как у подростка. Но у нее высокие груди и у глаз мелкая сетка морщин. Ей лет девятнадцать.
— Точно на маскарад нарядилась,— говорю я. Она молчит.
— И пальто вот, двустороннее. То старушка, то девочка. Забавно...
Она не отвечает. Но когда начинаю обыскивать ее, она отскакивает.
— Я не позволю себя обыскивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92