женщина, качнувшись, медленно повалилась на землю.
Мальчишки, бродившие около вагонов, по одному стали уходить к поселку.В этот день я возвращался домой с пустой корзинкой, сжимая кулаки.Сима ютилась в маленькой комнатке при станционном буфете. Небольшой квадратик окна почти под потолком бросал косые, блеклые лучи дневного света. В комнате стояли деревянная кровать, расшатанный, скрипящий стул, маленький столик, покрытый газетой.
С утра и до поздней ночи Сима металась между стрлами по небольшому залу первого класса. В зале блестело золото погон, гремели шпоры и пьяные голоса господ офицеров.Сима была красивой девушкой. У нее — широко открытые черные глаза с густыми ресницами, тонкие брови и свежее лицо с чуть заметным румянцем.
Тонкая, стройная, в белом передничке, она скользила около столов с подносом в руках, размахивая толстой косой каштановых волос.Офицеры говорили ей комплименты, манили ее к столам. Но Сима дерзила им и мягко пробегала по залу в легких туфлях, гордо подняв голову.
Хозяин буфета, Курякин, неизменно стоял за стойкой. У него было круглое, лунообразное лицо и узенькие, заплывшие жиром глаза.Скрестив на груди руки, он сонно следил за людьми.Сима злила его своей прямотой.
— Ты бы повежливей, обходительней была с господином Тереховым,— поучительно говорил он,— все же он офицер благородного звания.
Вечером она приходила в свою кладовку уставшая, бледная. Здесь был ее собственный, замкнутый от постороннего взгляда мир, мир тишины, скудного благополучия и недолгого отдыха от суетливой и утомительной работы.
Особенно добивался знакомства с Симой рослый беловолосый казачий офицер Терехов. Он всегда ходил в мягких шевровых сапогах, в аккуратной английской шинели, перетянутой ремнями; часами просиживал за столиком возле окна; закинув ногу на ногу, беспрерывно следил за Симой. Через Курякина он посылал Симе записки, мелкие подарки: пудру, одеколон, конфеты, шелковые чулки, но Сима от подарков отказывалась.
Тогда Курякин придумал способ покорить гордячку. Однажды, услав Симу в магазин за напитками, он пробрался в ее комнату и положил на постель Симы, под подушку, пачку колчаковских купонов. Когда Сима вернулась из магазина, в буфете был переполох. Размахивая кулаком, Курякин ходил около стойки и кричал, что его ограбили, оставили маленьких детей без куска хлеба и что он теперь почти нищий.
Явились от коменданта два солдата, произвели сбыск у всех служащих и заглянули в комнату Симы.Сима охотно открыла дверь и сама вошла в комнату. Сразу под подушкой была обнаружена вся сумма денег.
Симу арестовали и увели в комендантское. Она просидела двое суток в камере вместе с больными, избитыми арестованными, а наутро третьего дня в камеру вошел Терехов, любезный, улыбающийся, и под руку увел ее оттуда.
Сима была тронута заботливостью Терехова.Обошлось тем, что вина была переложена на кухонную работницу, жену арестованного большевика.Сима сдружилась с Тереховым. Теперь она награждала его улыбками и, когда в буфете было мало посетителей, подходила к его столику, садилась рядом и весело, непринужденно болтала.
Курякин подобрел к ней, стал внимателен и ласков.Вскоре Терехов устроил веселье в офицерском вагоне. Курякин на ночь перенесся со своим буфетом в пульмановский вагон. Сима была приглашена в качестве гостьи. Здесь было еще несколько женщин.
Среди керосиновых ламп плыли клубы дыма душистого английского табака. Звенели бокалы, проливались изысканные напитки. Пьяненькие офицерики целовали женщинам руки.
Терехов ни на шаг не отходил от Симы; он угощал ее японскими фруктами, шоколадными конфетами, вином, был внимателен и любезен.У нее немножко кружилась голова; она смеялась и легонько склоняла голову на плечо Терехова.
Терехов нежно гладил ее волосы и подносил ей бокал за бокалом.Было уже совсем светло, когда к станции подкатило несколько троек с бубенцами. Компания шумно вывалилась из вагона. Накинув на Симу чью-то шубу, Терехов бережно вывел ее. Сима была весела и счастлива тем безрассудным счастьем, которое возбуждает вино и в котором не участвуют ни ум, ни сердце.
После прогулки Сима оказалась в уютном, светлом номере гостиницы наедине с Тереховым.Через несколько дней Сима перестала работать в буфете и поселилась в собственной комнате, уютной, хорошо обставленной.
Однажды она встретила меня около вокзала.
— Саша! Милый мой!
Она прижала меня к новой шубе, пахнущей какими-то духами, плечи ее вздрагивали от рыдания.
Она вытерла батистовым платочком щеки и с отчаянием взглянула на меня. Под ее глазами лежали темные круги усталости. Нос заострился, лоб исчертили тонкие морщинки. Она очень изменилась за это время и выглядела старше своих лет.
—Ну, как вы живете, Саша? — упавшим голосом спросила она, и я заметил, что она стыдится своей шубы, шевровых туфелек-лодочек и шелковых чулок.
— Плохо.
Она вытащила из серебряной сумочки несколько кол-чаковских билетов, сунула мне в руки и, целуя в щеку, сказала:
— Купи себе сапоги и еще что захочешь,— и быстро застучала каблучками по деревянному тротуару.
Приближалось знойное сибирское лето. Леса курились синеватой дымкой испарений болот. Станция наполнялась эшелонами тифозных и раненых солдат. В городе свирепствовала завезенная солдатами эпидемия сыпного тифа. Ежедневно за город вывозили сотни трупов и наспех закапывали в общие ямы. По городу то и дело сновали санитары сыпнотифозных отрядов.
Сима внезапно заболела тифом. Она провалялась несколько месяцев в гимназии, приспособленной под лазарет, одинокая, всеми забытая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92