— Поднять его и вести под руки!—приказал Бекреев. Чудовцев поднялся на четвереньки.
— Оставьте, товарищ командир, тут я и помру... — Поднять его и идти! — зычно сказал Бекреев. — К вечеру соединимся с отрядом Улина...
«С Улиным?— мелькнуло у меня в голове.— Неужели это Алексей Иванович, читинский мой друг?»
Борис и еще один боец взяли Чудовцева под руки и потащили, пробиваясь сквозь бурю.
Я подошел к Бекрееву. Это был один из моих благовещенских друзей, с ним я исходил границу и побывал во многих операциях. Всегда я называл его по имени, но тут, в этой суровой обстановке, я не мог говорить с ним запросто, как всегда.
— Товарищ командир, разрешите спросить: не знаете ли вы, как имя, отчество Улина...
— Кажется, Алексеем его зовут, — ответил он.— А что?..
— Так... ничего... С одним Улиным я в читинской тюрьме сидел...
Бекреев ничего не ответил.Я пытался припомнить заросшее лицо Улина, упрямые, всегда открытые серые его глаза. Вспоминалась первая встреча. Я хотел рассказать об услышанной новости Борису, но он шел сзади, таща под руку Чудовцева.
Вот где мы опять встретимся спустя полтора года! Как удивится он, как радостно забасит, узнав в нас старых своих друзей!.. И вдруг навстречу вместе с бушующим снегом грянули выстрелы. Впереди меня припал на ногу и захромал боец.
Послышался крик Бекреева:
— Баталио-он! Огонь! Огонь!!
Мы побежали через канаву и залегли за валом среди деревьев. Бекреев лег около пулемета. Выпустили несколько обойм.
Бекреев поднялся и, всматриваясь в молочную мглу,спокойно сказал:
— Отставить стрельбу... Мы их хитростью возьмем... Прижавшись к дереву, вокруг которого метался столб снежной пыли, он стал ждать, когда замолкнет противник. Но пулеметы продолжали глухо, методически строчить; захлебывались винтовки.
Уставшие бойцы лежали на снегу, напряженно всматриваясь в сторону врага.
— Дело — табак!..— сказал вдруг Борис и, поднявшись, исчез в лесу.
«Куда это он?—подумал я.— Не в разведку ли?..» Мы лежали десять, двадцать минут, час, а может быть, и целую вечность, но из-за белой мятущейся завесы никто не показывался. Бойцы ругались, оттирали обмороженные конечности, плевались от досады. Только Бекреев стоял за деревом решительный, сосредоточенный.
Внезапно на левом фланге, около Бекреева, возник
Белецкий.
— Разрешите доложить, товарищ командир! Бекреев удивленно посмотрел на него.
— Где вы были?
— К молчановцам в гости ходил, товарищ командир.
— Кто разрешил вам? Борис рассказал, что слева по дороге движется цепь белогвардейцев человек в двести, с пулеметами.
— Я добрался к ним, товарищ командир, а после с их цепью минут двадцать шел в строю. Они приняли меня за своего и не видели, как я к ним пристал.
— Идите на место,— тихо произнес Бекреев и приказал команде отойти дальше, в глубь леса.
Каждый выбрал себе дерево поудобней, отыскал упор для винтовки и ждал.На дороге, среди столбов снежной пыли, показались молчановцы. Одетые в японские полушубки, с мохнатыми воротниками, в папахах, они походили на обезволенные чудовища, гонимые сокрушающим ветром.
Каждый из нас, как было приказано заранее, выбрал себе цель. Когда белые подошли па близкое расстояние, Бекреев взмахнул рукой. Залп заглушил вой ветра. В неприятельской цепи упало десятка два людей.
Молчановцы повернули обратно и в панике побежали по шоссе.Бекреев приказал группе человек в пятнадцать двинуться по валу. Остальные с двумя пулеметами остались на месте и застрочили по отступающим.
Стучали затворы, порывисто трещали пулеметы, и мы видели, как на широкой дороге валились и метались люди.
Затем все стихло; наступать по дороге против ветра было бессмысленно; соединившись с первой группой, мы опять ушли в лес, подобрав раненого бойца и обессилевшего Чудовцева.
Бекреев шел рядом со мной.Мы очутились возле густых зарослей кустарника; с полчаса пробирались кустами, раня лица и руки, и туг оказалось новое препятствие. Перед нами возвышались крутые горы с острыми каменными выступами. Вверху, среди редких деревьев, гудела метель. Подыматься по этой крутизне усталым, измученным людям было бы очень трудно, а с дороги уже слышались голоса, хрустели ветки, вспыхивали одиночные выстрелы.
Бекреев расстегнул ворот шинели и крикнул столпившимся бойцам:
— Умрем, товарищи, но не сдадимся белой контре! Приготовить винтовки и бить их, сволочей, в упор, а после глушить бомбами!..
У каждого бойца было по три-четыре гранаты.Мы отошли от гор к лесу, чтобы можно было отступать, если противник окажется сильней.
Отстреливаясь, беспорядочно отступали по тайге. Потом опять оказались отрезанными с двух сторон: слева огромными нагромождениями спускались к реке горы, а напротив, пересекая путь, стремилась бурная, никогда не замерзающая река, и пар, разметаемый ветром, бесновался над ней вместе с шумящей пеной.
— Отступать к дороге!— передал по цепи Бекреев, и мы побежали за ним вдоль крутого берега.
На поляне, что оказалась за выступом сосняка, навстречу Бекрееву выбежал офицер в японском полушубке, в серой козлиной папахе и стал целиться из нагана. Выхватив клинок, Бекреев неудержимо, широко шагал прямо на белогвардейца.
Офицер выстрелил несколько раз, и тогда Бекреев рванулся и мощно рубанул его по голове...
Лезу» руку Бекреев прижал к груди, она была прострелена. Крепь капала па одежду, на снег.
— Вперед!—хрипло закричал Бекреез и побежал к мосту.
И тут нас встретил огонь — вторая группа белых залегла во рву за рекой.
— Вперед, товарищи! Бей контру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92