И это, известное ей и, к счастью, неизвестное матери, вызывало острую тревогу.
Они оба—и Лиза, и Виктор —были уже согласны на операцию. Но ведь может остаться, пусть даже едва заметный, рубец. Рубец на мозге — и тогда... Не так все просто, ох как не просто!
А болезнь прогрессировала. Медленно, но прогрессировала, захватывая новые клетки мозга. Нужно спасать мальчика, немедленно, срочно спасать! Все анализы, все обследования уже сделаны. Операция предстоит в областной больнице нейрохирургии. Откладывать нельзя.
И все же Татьяна медлила. Было такое ощущение, будто впереди еще какое-то самое важное, самое главное решение. И не могла разумом определить, что ж это такое, заставляющее ее терять драгоценные минуты, чего-то ждать. Ждать от себя самой.
— Ну, маленький принц, не буду тебя мучить,, на сегодня хватит,— сказала Татьяна, поднимаясь.
Лицо Лизы порозовело, вдруг заискрились, ожили глаза. Она сразу похорошела.
— Правда? И вы заметили, что он похож на маленького принца?
Татьяна ничего такого не заметила, она просто однажды слышала через открытую дверь, как мать уговаривала Юрика:
— Усни, усни, маленький принц! И к тебе придут смешные зверюшки, в золотой карете приедет Золушка. Спи, маленький принц.
С острой жалостью слушала тогда Татьяна этот тихий, воркующий голос матери.
— А вдруг уколы помогут,— вернулась к своим робким мольбам Лиза.
И Татьяна покривила душой, ответила, чтобы только ее успокоить:
— Я подумаю об уколах. Не терзайтесь, Лиза. Большего она сказать не могла. Не обсуждать же с матерью больного ребенка свои сомнения.
Еще день-два она подождет. И тогда уже... тогда пусть готовят к операции. Казалось, во взгляде Лизы застыл немой упрек. Наверное, винит ее в промедлении, в том
что не делают Юрику уколов, в которые почему-то так верят почти все мамы. Уколами здесь не поможешь, не мучить же ими ребенка, чтобы успокоить мать. Витаминов он й так получает предостаточно.
По коридору воспитательница вела ребят в рабочую комнату — лепить, клеить, рисовать. Петя, увидев Татьяну, отделился от всех, подошел к ней.
— Завтра мама опять придет, обязательно придет,— сказала Татьяна, погладив его по голове.— Придет мама? Ну скажи: придет. Мама придет!
Петя молчал.
— Ну, иди с ребятами,— вздохнула Татьяна. Воспитательница взяла мальчика за плечи и увела с собой.
Татьяна заканчивала обход. У многих больных были заметны изменения в лучшую сторону.
Отпустив врачей и сестер, вернулась в шестую палату. Перед уколами, которые делали ребятам, она всегда заходила в «малышовую» уже одна, не осматривать ребят, а как бы по-домашнему проведать. И все они по-разному выражали радость оттого, что от зашла к ним уже без других врачей, без сестер, у которых на подносах всегда найдутся горькие лекарства.
Вся компания была занята делом. Саша пытался сесть на маленький пластмассовый молоковоз. Увидев Татья-ну, проковылял к ней, показал молоковоз и снова, сопя и падая, принялся на него усаживаться. Девочки возились с куклами.
Толик чуть-чуть повернул к ней голову и, казалось, безучастно смотрел на нее. Но только с виду безучастно. На самом деле — ждал, когда она приблизится. Но Татьяна остановилась неподалеку. Тогда Толик, держась за спинку кровати, поднялся.
— Ну, иди ко мне, иди же. Не бойся, не упадешь, иди,— говорила Татьяна, протягивая руки.
А он все не решался. От волнения даже взмок на лбу рыжий чубчик. Теперь ребята смотрели на Толика, кто осмысленно, с любопытством, а кто потому, что смотрели другие.
— Что же ты, Толик, вчера сам подошел, а сегодня боишься?
Мальчик отпустил одну руку, потом — вторую, покачнулся и снова ухватился за спинку кровати.
— Н-не могу,— пролепетал,
— Иди же. Все у тебя хорошо получается,— подбадривала Татьяна, готовая сразу же броситься на помощь.— Ты ведь такой смелый мальчик.
Толик нахмурился, облизал губы, видно, собирался с духом, чтобы пройти эти два-три метра к Татьяне. И вдруг, разжав пальцы, выбросил ногу вперед, качнулся и сразу же сделал второй шаг. Руки его судорожно схватились за воздух, как бы ища опору.
— Хорошо, молодчина! Очень хорошо!—Татьяна незаметно отступила.
Ноги, плечи, руки, словно сопротивляясь, мешали ему, сами по себе делали беспорядочные движения, и совладать с этими движениями мальчик не мог. Только взгляд его тянулся к Татьяне, и, казалось, он один удерживал ребенка, не давал упасть.
— Какой же ты храбрый! Ну иди же ко мне, малыш,— совсем тихо и так ласково позвала Татьяна, что он вдруг протянул к ней руку. На одну секунду его правая рука послушалась приказа, и сразу же ее увело в сторону. Но движение это помогло сделать два последних шага.
Он радостно вскрикнул.
— Молодец! В футбол будешь играть. Обязательно будешь,— улыбаясь, говорила Татьяна, вместе с мальчиком медленно направляясь к его кровати.
У ее локтя уже стоял Вася. Его очередь. Теперь доктор будет смотреть на него, ему говорить ласковые слова. Слов этих он ие понимал, скорее чувствовал их и всякий раз, когда возвращался в больницу, ждал знакомого успокаивающего голоса, от которого становилось так легко, и черную курчавую голову наклонял, чтобы доктор погладила ему голову. Он первый замечал, когда в коридоре появлялась Татьяна. И если б не няни, которые час-то говорили: нельзя! — он бы все время стоял возле двери в ту большую комнату, где сидела доктор с ласковыми руками и голосом.
— Пойдем сейчас клеить коробочки. Вася умеет клеить коробочки. Хороший Вася,— говорила Татьяна.
— Умеет клеить Вася,— повторял мальчик и, как котенок, терся о ее локоть, смотрел в глаза и смеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126