— Посидим еще, время терпит. Не виделись столько.
— Стук, грохот Томочкиных кастрюлек на кухне — музыка. Шопен! — проговорил Каминский и открыл глаза.— Отпускает помаленьку, проклятая...— И в голосе как будто бы нотки гордости: победил боль. Пусть маленькая, но победа.
— Отлично! А теперь поспите. Завтра зайду, коньячку выпьем,— подмигнул Терехов. Если уж ничем нельзя помочь, отпустили бы человека домой. Вот зашел к нему — и старик приободрился. Может, лучше всяких лекарств — забыть о болезни хоть на время.
Жаль старика. Как бы последним «прости» было это посещение. И, уходя из жизни, не о себе думал. Сказал: «Помиритесь». Вот и решился, послал, как бы по его совету, «белые маркизы».
Виктор снова вернулся несколько встревоженный. Судно под либерийским флагом потеряло управление, просит помощи.
— До него часа три ходу,— уточнил по карте Пал Па-лыч.— Но в такую зыбь не подойдешь и шлюпку не спустишь.
Виктор, обращаясь к капитану, негромко сказал:
— И передатчик у них барахлит. Боюсь, как бы совсем не скис.
Ветер громоздил свинцово-серые горы, раскалывал их черными впадинами. Как спустить в такой океан шлюпки? Беда обычно настигает не в тихие ясные дни. Придется идти на известный риск. Иначе нельзя.
И отдал необходимые распоряжения.
— С аварийной партией пошлем вашего радиста,— сказал Николай Степанович Виктору.
— Лучше бы мне самому.
— Вы считаете, что радист не справится?
— Справится. Он парень толковый, но лентяй. Да и обстановка...
— Пусть привыкает к любой обстановке,— сухо произнес капитан, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
Пал Палыч даже поежился от его тона. Да, очень изменился Николай Степанович. Даже характером. Пережил, перестрадал болезнь жены, смерть сына. Угрюмый, подавленный, сидел за столом кают-компании. Мог уйти, забыв съесть второе.
Из аптечки выбрал все снотворное. И хоть бы с одним человеком поделился. Видно, не смог вернуться домой.
Нельзя уходить в море так, как он уходит. Дом — это якорь, как же без него? Да и какое настроение, если все семьи на причале, и только тебя никто не проводил и ждать никто не будет? Наверное, поэтому отводит душу в тревогах и авралах. Иной раз поссоришься дома, потом в море места себе не находишь, а тут человек совсем один.
— Я бы на себя такой ответственности не брал,— сказал Пал Палыч, когда Виктор ушел.
— Капитаном станете — возьмете. Не век же в старпомах ходить.
Пал Палыч нахмурился. Конечно, он давно уже подготовлен к должности капитана. Намекнули даже: по возвращении из рейса поедете принимать судно. Убеждал себя, что готов командовать кораблем. Но в какие-то минуты, находясь рядом с Тереховым, вдруг чувствовал, что называться капитаном еще не значит быть им. И сейчас слова Терехова больно укололи. Разве сам не понимает, какова дистанция между ним и Николаем Степановичем? Столько лет вместе плавают и, казалось бы, попадали в одинаковые переплеты. Очень изменился за эти годы Терехов. Он же, его старший помощник, в себе особых перемен не находит.
Неужели постоянное чувство ответственности так меняет человека? Или способности? Одному легче дастся математика, другому — языки. Николай Степанович — прирожденный моряк. А он, Пал Палыч, всего лишь хочет быть капитаном, почти дошел до этого звания, впереди — черта, к которой приблизился, но пока не переступил ее, и неизвестно, когда переступит. Может, он в тридцать шесть еще не нашел себя. Не знает ни сил своих, ни возможностей. А если эта боязнь за людей, страх перед ответственностью — обычная трусость?
Но он отогнал эту мысль. Просто нет необходимости рисковать людьми.
— В такую зыбь опасно шлюпки спускать, — не очень уверенно Произнес Пал Палыч.
— Опасно,— лаконично подтвердил капитан и бросил взгляд на часы.
— Либерийский флаг. Ни не хуже меня таете: это — прикрытие.
— Все знаю. И то, что не счет, благовидно, когда судовые компании некоторых стран ходят под этим флагом, чтобы не иметь дела со своими национальными профсоюзами.
— Вот именно,— горячо поддержал Пал Палыч.— В Либерии своих кораблей нет, а флот чуть ли не самый большой в мире. И на суда с подставным флагом набирают кого попало. Вот и результаты. С какой стати мы-то должны рисковать?
Николай Степанович обернулся к старшему помощнику, внимательно посмотрел на него и, убедившись, что сказано все это серьезно, сдержанно ответил:
— Люди — всегда люди, под каким бы флагом они ни шли. И в море есть один закон. Вы его знаете.
И все же Пал Палыч не удержался, тихо спросил:
— Значит, вы твердо решили?
— А можно решать твердо, не твердо? — жестко произнес Терехов и еще раз взглянул на часы, висевшие над входом в штурманскую.
Виктор спустился вниз — знал, где искать своего радиста.
Олег только-только расположился за шахматной доской, поджидая партнера. Услышав, что ему надлежит подготовиться к выполнению задания, в сердцах воскликнул:
— Да что за напасть такая! Вторая тревога за день.
— Идем, Олег Илларионович? — ледяным тоном прервал его Виктор, пропуская мимо ушей замечание.
— Кто же в такой шторм шлюпки спускает?! — бурчал радист.
— Бывает, что и без шлюпки — с палубы в море,— не оборачиваясь, бросил Виктор.
— Тоже мне шуточки! Тут акул видимо-невидимо.
— Акул хватает. Только за шлюпку не беспокойтесь — не проглотят.
Как и предполагал капитан, корабль, терпевший бедствие, оказался в шестидесяти милях. Сигналов больше не поступало, очевидно, передатчик вышел из строя.
Ободранное, грязное судно представляло жалкое зрелище, беспомощно подставляя борта зыби и рискуя каждую минуту перевернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126