Сделала все, что могла. Пусть теперь на нее работает время, одиночество, воспоминания и море...
«Прощай... Я тоже свыкнусь с мыслью, что стала твоей женой, соскучусь, и, когда ты вернешься, мы встретимся, как действительно родные и близкие люди. Прощай, дорогой!»
ГЛАВА 23
Нельзя сказать, чтобы Елена Ивановна не волновалась, дожидаясь, пока новый председатель начнет принимать трудящихся. Не раз присутствовала она в приемные часы прежнего. Уходила иногда с неприятным чувством: казалось, начальство отбивается от жалоб, накладывая резолюции с указанием отдела или руководителя.
Елена Ивановна считала, что резолюции эти по многих случаях всего лишь отписки.
Однажды свои соображения высказала ему, ожидая услышать в ответ резкую отповедь. Однако председатель, доверительно коснувшись ее руки, сказал: «В ящике у меня нет ключей от квартир. И не только ключей, но и многого другого, чего у меня просят».
Верно, конечно. Ибо когда сдается дом, то жилая его площадь давно делена-переделена. Вырастают новые кварталы, а жилья все не хватает. Но разве не лучше честно сказать: не ходите, в ближайшее время квартиру не получите. Лучше ведь так, чем расписаться еще на одной бумажке, пообещать, подать заведомо ложную надежду, пусть человек ходит, обивает пороги, просиживает в приемной, огорчаясь каждым новым отказом.
Об этом Елена Ивановна тоже сказала.
«Под лежачий камень вода не течет,— получила в ответ.— Не мне же вместо них ходить».
Сегодня, дожидаясь приема с новым председателем, она волновалась. Как же будет теперь?
Он вошел в приемную торопливо. Наклонил лобастую голову, здороваясь с депутатами.
Первой на очереди была старуха. Опухшими в суставах пальцами вытащила пачку потрепанных бумаг.
— Я инвалид первой группы. Живу в гробнице,— начала она, отыскивая платок.
— Где-где? — спросил председатель.
— В подвале,— привычным движением поднесла платок к глазам.— Вода течет по стенам...
— Минуточку,— остановил ее председатель и принялся читать многочисленные резолюции, справки и акты обследования.
— Вам скажут, что я потеряла право! Но комнату предлагали без удобств.
— Подождите, дайте разобраться,— все тем же ровным голосом проговорил Кононенко.
Просмотрев бумаги, он отдал их помощнику, сказал несколько слов и обратился к старухе:
— Придете к нам сюда, на второй этаж, в будущий вторник.
Женщина застыла с платком у глаз, недоумевающе оглянулась, словно сказано это было кому-то другому, не ей. Потом, спохватившись, торопливо проговорила:
— Умоляю вас, как сына.
— Не надо умолять. Получите комнату со всеми удобствами.
— Я ведь жена погибшего,— продолжала женщина, по-видимому, привыкшая ко всякого рода обещаниям. Она и на этот раз не поверила.
— Все это я прочел,— не меняя тона, ответил Кононенко.— В будущий вторник приходите в отдел учета.
— И получу?
— Получите, как только будет решение исполкома.
— Что ж мне теперь говорить?! Как благодарить?— пробормотала женщина.
— А чего благодарить? Вам положено, вот и все.— Кононенко взглянул на помощника, и тот впустил в кабинет уже молодую женщину в сопровождении мужчины в рабочей куртке.
Старуха поднялась, продолжая что-то говорить, пошла к дверям.
— Неужели вот так, сразу? — снова обернулась она к председателю.
— Сразу! — И, когда за ней затворилась дверь, Кононенко, обернувшись к помощнику, прибавил: — Отметьте себе, чтобы на втором этаже и обязательно балкон. Пусть воздухом подышит после своей гробницы.
Вошедшие представились: она плановик, он слесарь. Оба в числе первых на очереди. Ему-то квартиру дают, а ее снова нет в списках. Вообще, начальник многих, ко-
му положено, не внес в список, и вместо них ордера получают совсем другие. Мужчина извлек из кармана лист бумаги.
— Вот тут мы записали всех, кому по знакомству дают, Кононенко сиял трубку, набрал нужный номер, резко сказал:
— Ордеров не выдавать, проверкой займутся депутаты.
— А у меня на сегодня билеты в театр,— шепнула Елене Ивановне Мишина, закройщица швейной фабрики, тоже депутат.
— Придется нам сегодня побегать. Но ведь в помощь кого-либо выделят.
Шли и шли люди. Инвалид войны, ростовчанин, просил разрешения на прописку. Сына приняли в консерваторию. В Ростове-то консерватории нет. Кто-то вел разговоры о трудоустройстве. Обращались по разным вопросам.
Елена Ивановна е удовлетворением отметила — ни один человек не ушел без того, чтобы тут же, на месте, не получить ясный и четкий ответ. Кононенко звонил, выяснял, отдавал распоряжения, убеждал.
А вот и добрый знакомый товарища Кононенко, плановик с того же завода, с которого пришел он. Опять разговор о квартире.
— Ты ведь знаешь ситуацию.
Да, Кононенко ситуацию знает. И знает также, что через семь, ну через восемь месяцев строители сдадут заводской дом. Инженер на очереди. Квартира будет.
— А какие гарантии, что я ее на этот раз получу? — с унылым видом спросил посетитель.
— А какие ты хочешь? — улыбнулся Кононенко. Улыбнулся в первый раз за все время приема. Лицо его помолодело, стало мягче, добродушнее.
— Ну хоть какие-нибудь.
— Мое обещание с приложением подписи или отпечатков пальцев? — рассмеялся Кононенко.
Инженер тоже улыбнулся.' Отпечатки председательских пальцев его не устраивали. Устраивало другое: он согласен вообще отказаться от квартиры, если из этой, старой, от него отселят куда-нибудь соседку. Ей достаточно двадцати-, даже пятнадцатиметровой комнаты. Все будут довольны. Это же элементарно.
— Элементарно, говоришь? Но у нас сейчас нет ни пятнадцати-, ни даже пятиметровой комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126