— Возьми вилку. Взрослый человек...
— Студент,— с напускной значительностью дополнил Вася, откусив сразу пол-огурца.— Эта оранжевая тетя к тебе приходила?
— Почему оранжевая?
— Ну, волосы... И тоже, конечно, с мировой скорбью?
— Перестань! Не представляю, как бы я могла в твои годы так разговаривать с людьми.
— И я не представляю! Ведь ты и папочка — особое поколение. А мы — скептики, циники, лирики и вообще... мелкота!
— Перестань! — оборвала сына Елена Ивановна.
— А что я такого сказал?!
Она промолчала. Объясняться сегодня не хотелось. Собственно, ей никогда не хотелось ссориться с сыном, как бы вызывающе он себя ни держал. Повзрослеет, пройдут эти насмешечки, напускная грубость. Ведь он все тот же, что был прежде. Прибегал со двора шаловливый
мальчишка, как теленок, тыкался влажной головенкой в передник, и она ерошила его русые курчавые волосы. Вырвавшись, он хватал кусок хлеба и опять мчался во двор, где его ждали отважные «летчики» и бравые «артиллеристы». Вася был «танкистом», и по вечерам приходилось выслушивать подробный отчет, как он своим «танком» — старым жестяным корытом — «давил огневые точки противника».
Вероятно, и теперь он кому-то рассказывает — другу Эрасту или какой-нибудь девушке — о своих сегодняшних делах. Взрослые сыновья стесняются делиться своими заботами с матерью. И все же Елена Ивановна спросила:
— Ну, как вы, геологи, мечтаете о лунных камнях?
— Мечтаем па земле поуютней устроиться,— смеясь проговорил Васи и, покончив с котлетами, принялся за борщ.
Мать убрала пустую тарелку, а он все сидел, уставившись в одну точку.
— Может, дать тебе варенья? — спросила, зная, чем можно несколько исправить настроение сына.
— Что же ты к его приезду пирогов не напекла?
— Не успела.
Вася неопределенно хмыкнул и озабоченно наморщил темные тонкие брови. Что-то его не на шутку беспокоило, но Елена Ивановна ни о чем не спрашивала. Все равно не скажет.
Но он сказал:
— Дай мне пятьдесят рублей.
— Зачем тебе... столько? — испуганно спросила.— Ты знаешь, что такие деньги...
— Догадываюсь.Политико-воспитательную работу со мной проводишь.
— Если ты что-либо хочешь купить — пойдем вместе.
— Я ничего не хочу купить. Мне просто нужны деньги. Дашь или не дашь?
Елена Ивановна, сцепив пальцы, смотрела на сына. Давно ли с мальчишечьим простодушным лукавством говорил: «Мамена, давай сядем, надо нам поговорить». Она всегда перед серьезным разговором, сдерживая улыбку, отвечала: «Ладно, как мужчина с мужчиной». С этого начиналось обсуждение покупки, альбома для марок, шахмат или удочки, похода в цирк или на рыбную ловлю. Давно это забыто. Забыто и смешное, только его, такое ласковое обращение: мамена!
— Ну что ж, попрошу у кого-нибудь другого.
Она торопливо прошла в спальню, достала деньги, положила на его конспекты.
— Не хочешь говорить — не надо! Бери, раз нужно. Он сунул деньги в карман.
— Одному кадру долг верну.
— Какому «кадру»?
- Обыкновенному,— и улыбнулся.— Ладно, я пошел. Чао! —Вася прихватил с вешалки куртку.
Обессиленная Елена Ивановна опустилась в кресло. Что все это значит? А если через несколько дней снова потребует денег? Если связался с каким-нибудь проходимцем? Кто его друзья? Только с одним, у которого странное.. имя — Эраст, ей довелось познакомиться. А приятелей у него много.' И приятельниц. Звонят без конца: «Позовите Васю». И начинается разговор вроде вчерашнего: «Ладно-ладно, не возникай». «Возникать» — очевидно, «вмешиваться». «Вчера Темка выступал». «Выступал» — как-то интенсивно проявлял себя.
Набегаешься за день и засыпаешь, едва голова коснется подушки. А у него ключ. Войдет и ляжет на диван. Когда придет? Откуда? Что делать? Что делать? Как переступить непонятную преграду, ставшую между ними? Но он и слушать ничего не желает. Сегодня уже понадобились деньги. А куда девался свитер, чудесный сиреневый свитер, который подарил ему отец? Действительно ли забыл в раздевалке, как утверждает? Пусть бы отец поговорил, приструнил. Коле легче понять характер парня. Легче? Почему легче? Он вошел в их жизнь, когда мальчику было уже десять. И всегда в рейсе, подолгу отсутствует.
Так хорошо начался сегодняшний день, так радовалась она близкой встрече с мужем. И вот отступила куда-то радость.
Да, бумаги. Дочитать бумаги Ясиневой. Она просматривала справки, прислушиваясь, не раздадутся ли на лестнице знакомые шаги. Но сына не было.
Надо отдохнуть перед завтрашней поездкой. Ей ведь не двадцать. Тревоги, заботы, бессонные ночи — все на лице: морщинки, круги под глазами. И что толку, если она дождется Васю. Что от того изменится?
Нет, никак не уснуть. Голова словно распухла.
Елена Ивановна открыла тумбочку и достала таблетку снотворного.
Проснулась от его взгляда. Не сознавая еще, что он здесь,дома, протянула руки, прижалась щекой к щеке мужа и замерла. Замерла, боясь окончательно проснуться: вдруг его не окажется рядом.
— Как всегда, неожиданно переадресовали. И я с тобой.
— Хорошо, что переадресовали. Ты дома... уже дома. В свете ночника его лицо казалось землистым, похудевшим.
—Устал?
— Немного.
Она спохватилась:
— Пойдем, я тебя сейчас накормлю,— Потянулась за халатом.
— Да ведь три часа. Какая еда? Не надо, не вставай.— Николай Степанович сел на постель, сбросил туфли.
— А Вася? Вася, он дома? — Елена Ивановна вдруг вспомнила разговор с сыном и свои тяжелые раздумья.
— Спит. Почему ты спросила?
— Да так... Рано легла.— Она поняла: всего рассказать мужу, не сможет. Если б Вася был ему родным, тогда бы она не колебалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126