выяснял насчет квартир для рабочих. Со всей обстоятельностью говорили о делах.
Новое, сложное не всегда укладывается в запланированные сроки.
Директор завода не встал, не попросил слова даже тогда, когда главный инженер судоремонтного резко бросил: «Завод тянет назад всю область».
Елена Ивановна почувствовала вдруг, как устала. Всегда занята, всегда торопится и тем не менее не все успевает сделать, за что ругают, со всей строгостью спрашивают.. Но вздыхай не вздыхай— ведь от этого, работы у нее, председателя исполкома, не убавится. Была даже рада, что всегда занята,— так будто легче.
Почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, обернулась и вдруг увидела Терехова. Он улыбнулся и дружески кивнул. Она ответила и сразу стала смотреть на выступавшего строителя, заставив себя слушать.
— ...опыт строительства жилых домов повышенной этажности... Построено три с половиной миллиона квадратных метров...
Почти пять лет она не видела Николая, ни разу он не дал о себе знать. Догадывалась: Татьяна запретила ему появляться. Правильно сделала. Он изменился, не очень постарел, а стал как-то тяжелее, словно бы осел.
Невозможно жить в одном городе и не встретиться. Что ж, он чужой, совершенно чужой ей человек. Все это она твердо знала. Однако что-то прежнее вдруг шевельнулось в сердце и сразу же захлестнуло тяжким воспоминанием. Она попыталась внимательно слушать выступавших и даже записывала ей одной понятные замеча-
ния в толстую клеенчатую тетрадь, куда обычно заносила все, что должна была сделать и за чем нужно было проследить самой.
После актива задержалась, чтобы поговорить и тут же решить насущные, не терпящие отлагательства дела.
О Николае не забыла, но никак не думала, что он ждет ее у выхода. Увидев его, пожалела, что не попросила прислать машину. Желающих побыстрее добраться домой всегда находилось много.
А теперь, если Николай подойдет...
И он подошел.
— Ты не возражаешь? — Он медлил, не решаясь назвать ее ни Лелей, ни Еленой:— Я пойду с тобой.
— Если это тебе нужно...
Некоторое время шли молча. Шли, словно только что познакомились, и он никак не находил темы дня разговора. Елена Ивановна не так остро ощущала эту неловкость. Не она предложила совместную прогулку.
А Терехов боялся заговорить, чтобы не напомнить о том, что, вероятно, не переболит никогда. И все же надеялся как-то, нет, не оправдаться, может, объяснить... понимая: объяснять нечего. Хотя надеялся, особенно теперь, когда увидел ее.
Никуда ему не уйти от Елены, как не уйти от себя, Будто долгие месяцы длился рейс и все то привиделось ему, как бывает в минуты усталости, подавленности, когда не мило ни море, ни судно, ни люди и хочется одного: домой, домой к Леле!
Не ждал он, не думал, что это сегодня случится с ним. И как когда-то разделяли их кромки воды между причалом и судном, толпа людей и невозможноть броситься к
борту, как все другие моряки, услышать ее голос, так и теперь друг от друга отделял их заполненный людьми зал.
Еще немного — и они окажутся вместе. Понимал: этому не быть. И не хотел понимать. Ведь, несмотря ни на что, до сих пор она его жена.
Ждал ее, терзаясь бесполезностью этого своего ожидания, и не мог уйти.А Елена? Что думает, что чувствует она? Ни одного поступка, ни одного слова не припомнить, где бы она не оставалась верна себе, той Леле, которая приехала когда-то, поверив в его большую любовь. Быть
может, по свойственной ей душевной мягкости не сказала прямо: уходи! Наконец, видимо, сжалившись над ним, Елена негром ко спросила:
— Ты в отпуске?
Он обрадовался, заговорил о ремонте, о предстоящем рейсе.
Слушает она или занята своими мыслями?
Вместе с дождем, который неожиданно хлынул, на мок рый асфальт сыпались редкие, последние желтые листья. Николай Степанович хотел взять Елену под руку и не ре шился.
— Пожалуй, мне уже совсем недалеко,— сказала она.— Не провожай, а то совсем вымокнешь.
— Ты гонишь?
— Просто... погода скверная.
— А если не гонишь, тогда... тогда...—Он искал хоть какой-либо предлог, чтобы пройти с ней оставшихся три квартала, и не находил. Ничего не находил. Вспомнил, наконец, о Каминском. Как живется ему на пенсии? Видела ли его Елена?
— В больнице старик.
— Что-нибудь серьезное? — встревоженно спросил Николай Степанович. На него, здорового, никогда не болевшего человека, слово «больница» наводило страх. Особенно, если туда попадал свой брат, моряк, такой просоленный ветрами, прокаленный солнцем Каминский.
— Боюсь, что очень серьезно.
— Так надо что-то делать! Лекарства какие-нибудь нужны?
Елена Ивановна со вздохом покачала головой.
— Лекарства? Операцию и ту... Поздно делать операцию. Если б раньше хватились. Но Томочка, ты же ее знаешь, убеждала: не хандри, не обращай внимания, обойдется.
— А сын?
— Он в Антарктике. Когда вернется — неизвестно.
— Может быть, выкарабкается? Выкарабкается,-уже уверенно повторил Николай Степанович, потому что очень хотел в это верить.
— Он мужественный человек, твой Каминский. Николай Степанович, услышав такое домашнее «твой Каминский», не удержался, негромко сказал:
— Леля...
Она не слышала или сделала вид, что не слышит. Остановилась возле дома. «У нашего прежнего дома»,— подумал Терехов. Сейчас она попрощается, уйдет, тогда все пропало. И напрасна эта их встреча. Когда еще представится, и представится ли вообще возможность снова увидеть ее одну. А зайти в свой бывший дом он никогда не решится. И, опережая ее «прощай», поспешно произнес:
- Совсем промок, а «Иртыш» в самый дальний угол завода загнали.
— Зайди переоденься,— сразу же предложила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126