— Благодарю и за совет, и за внимание. Но...
— Что «но»? — Капитан выжидающе смотрел на Татьяну.
Однако та не торопилась разъяснять свое «но». Думала, как лучше ответить: продолжать в том же духе, намекнуть на симпатию к Виктору или сказать, что этот человек ей совершенно безразличен? А безразличен, так и говорить не о чем. Исключается. Раз уж капитан завел столь щекотливый разговор, значит, она попала в цель. Ведь и волнение капитана вызвано отнюдь не беспокойством за моральный облик ее и'Виктора как членов экипажа. В самом деле, что тут страшного: молодой, неженатый парень ухаживает за такой же, свободной, женщиной. Ухаживает деликатно, ничего пошлого. Никогда не переступал порога ее каюты. Разве что заходит в лазарет, как все, да и то редко.
— Что ж это за «но»? — повторил свой вопрос Николай Степанович, ломая третью спичку и, наконец, закуривая.
На его левой щеке появилось белое пятно. Признак раздражения — профессионально отметила про себя Татьяна. Значит, нервничает дорогой товарищ. Очень хорошо.
Как бы в смущении, Татьяна поправила стянутые на затылке в тугой узел волосы, ответила:
— Что я могу поделать, если... если я ему нравлюсь.— Она снова умолкла, будто подыскивая нужные слова.— У него и в мыслях нет чего-либо легкомысленного. Он очень определенно...
— Жениться, что ли, собирается? Татьяна пожала плечами.
— Да ведь он совсем еще мальчишка!
— Какой же мальчишка? Начальник рации. Прекрасный специалист. Вы сами это говорите. Ему уже двадцать три года.
— Двадцать два,— поправил капитан и осекся, почувствовав, что слишком уж далеко зашел в своих «дружеских советах».
— Хорошо, пусть двадцать два,— смиренно согласилась Татьяна, словно находила этот разговор вполне естественным.
Николай Степанович медлил с ответом. Она едва заметно улыбнулась: лицо капитана словно каменное.
— Сколько людей, столько судеб, и ни одна не похожа на другую,— беспечно сказала она.— Что же касается Виктора, то я попрошу его вести себя в рейсе немного сдержанней.
Разговор был прерван появлением старшего механика, который с хмурым видом положил капитану на стол ведомость по саморемонту и недовольно пробурчал:
— А погодка, однако, посвежела.
Татьяна вышла из капитанского салона. За бортом вздувались синие бугры зыби. Резкий ветер по-разбойничьи посвистывал в оснастке корабля. Но ведь здесь, в южном полушарии, сейчас лето. Неужели же они не «проскочат»?! Шторм словно гонится за «Иртышом».
Когда утром заговорили о качке, кок Дзюба сказал, что их судно большое и никакой леший ему не страшен. Конечно, Индийский океан не всегда спокоен. На то он и океан. Но летом обойдется. Осенью и весной — вот когда жди неприятностей.
И Татьяна всячески успокаивала себя, припоминая рассуждения кока. Чтобы немножко отвлечься от тревожных мыслей, занялась своим лазаретом. Пожалуй, нигде не найдешь медицинского, кабинета, который только бы убирали и никогда им не пользовались. И медикаменты все налицо, за исключением тех, которые принимают при легкой простуде и насморке. Как ни странно, моряки простуживаются в жару, когда пересекают тропики. Прямо с палубы, разгоряченные, потные, бегут в помещение с кондиционированным воздухом, да еще включают на полную мощность вентиляторы. Воду им подавай только из холодильника. А потом прострелы, насморки. Сколько ни говори, сколько не объясняй, ничего не помогает. Как дети. Лишь капитан да Пал Палыч не злоупотребляют холодной водой и сквозняками. Хорошо, что наконец миновали тропики.
Сортируя лекарства, Татьяна не без гордости взглянула на «диплом», который получила при пересечении экватора. И ее «крестили» в соленой купели, и ее «черти» измазали мазутом... Все как положено.
Она еще за сутки знала от Виктора, какие ей уготованы «испытания». Зато Маринка, буфетчица, на которой было легкое платье, ни за что не хотела вылезать из купели, пока Татьяна не сбегала за простыней. Веселый обряд, ничего не скажешь!
Качнуло так, что Татьяна ухватилась за дверцу шкафа. Попадали, покатились по палубе склянки. Все побьется, если не запаковать. Неужели вот так все время и будет болтать? Мерзкое ощущение. Руки и ноги сделались ватными.
Проглотив две таблетки — пипольфен и аэрон, Татьяна поспешила на палубу. Все говорят, что свежий воздух помогает. Да и сама она отлично знает, как бороться с приступами тошноты.
Ветер уже не посвистывал, а ревел, с силой ударяя в мостик, трубу и мачты. Линия горизонта то вырывалась куда-то вверх, то падала под самый нос «Иртыша», и тогда огромный вал обрушивался на судно, захлестывал водой. «Иртыш», который с берега казался гигантом, теперь походил на игрушку.
Один из матросов, кажется, Любезном, пробегая мимо, что-то крикнул своему товарищу о крене. Ну да, вот он, крен! И не догадалась, что из-за крена так косо к палубе бежал Любезное.
Вдруг вспомнилось, для крена судна существует критическая точка, после которой... А все они?.. Неужели не боятся? Ведь и они знают, но почему-то спокойно занимаются своими делами — стягивают тросами брезенты на трюмах, крепят какие-то ящики, бочки, возятся с грузовыми кранами.
До чего же скверно! И какие глубокие вдохи не делай — только еще хуже становится. Особенно если смотришь, как мчится по палубе вода.
Невероятным усилием Татьяна подавила приступ тошноты. Не добраться к борту. Страшно отпустить тяжелую дверную скобу — тогда не удержаться на ногах. Перед глазами все плывет. Только бы в таком состоянии не увидел ее капитан. Достаточно она наслышалась в кают-компании разговоров, как кто-то где-то укачался. Рассказы эти вызывали лишь смех и ни тени сочувствия
к несчастному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126