О канаве без конца говорилось в санитарных учреждениях. Нет ее больше и нет жалких домишек.
Широкий проспект свяжет промышленные предприятия и жилой юго-западный массив. Летом этот район выглядит своеобразно и довольно живописно. Все увито виноградом — садики, цветники, крохотные мансарды, беседки, из которых, кажется, вечно доносится деловитое урчание примусов.
Елена Ивановна свернула на боковую улицу. Вот они, «респектабельные особняки», где селились местные наиболее зажиточные ее обитатели. Двухэтажный щербатый домишко с длинным коридором в первом этаже, ведущим во внутренний дворик. Когда-то коридор изнутри плотно запирался. Непросто было проникнуть в эту маленькую цитадель. Во дворе — столики, раскладушки, детские кровати.
Но все это летом, а сейчас — жалкие, нелепые пристройки, словно старые, никому уже не нужные декорации где-то на задворках театра.
Осыпались акации, нарядные, еще недавно багряные и золотые листья плюща, сожжены на кострах, а вдоль потемневших от дождя, вросших в землю кособоких стен с подслеповатыми оконцами тянутся узловатые, скрюченные виноградные лозы, худосочные нити плюща. Они уже ничего не могут ни скрыть, ни украсить. Проступают наружу сбитые из досок все эти чердаки, коридорчики, утепленные веранды.
— Ви когось шукаете?—крикнула из-за невысокого забора старуха в линялом халате, надетом поверх пальто.
— Нет, не ищу, просто так смотрю,— ответила Елена Ивановна, подходя ближе к забору.
— Ну-ну, а я — шукаете. Люди вибираються й виби-раються. Я тутечка як довадкове бюро.
Подошла еще женщина — смуглая, худощавая, подвижная, с золотыми полумесяцами в ушах.
— Что ж вы, баба Маня, гостью па улице морозите? Заходите, красавица, заходите. Я как раз плачинды пеку.
— Твоя правда, Дуся! — Баба Маня отворила калитку, приглашая Елену Ивановну войти.
Та сказала, что торопится, как-нибудь в другой раз.
— Зачем торопиться, золотая?! — воскликнула Дуся, энергично качнув серьгами.— К чему это говорю? Да вот я все торопилась, торопилась, а куда, спросите меня, люди добрые?! Выходит, на пенсию. До свиданьице вам каше с кисточкой, заслуженно отдыхайте. Вот и не торо- пись, красавица, живи со вкусом, пока кровь Молодая.
Елена Ивановна рассмеялась.
— И переезжать не торопитесь?
— Дождемо пори, що й ми вилізем з нори,— улыбнулась баба Маня.
— Пусть бы уж скорей машинами все раскурочили,— опять распалилась Дуся.— Обещали через месяц.
- Может, и раньше,— заметила Елена Ивановна,— Но обязательно до зимы в новые дома въедете.
— Или! — многозначительно произнесла Дуся.— Тянуть будут, так я тому начальству зеленую жизнь устрою. Нет никаких сил на тех клунках и торбах сидеть. И откуда у человека столько шмоток набирается?! И не знаю, как перевозить столько барахла.
- Очам страшно, а руки зробляты — рассудительно успокоила баба Маня и обратилась к Елене Ивановне:— Ну, айда до насо.
Елена Ивановна поблагодарила за радушие.
— С удовольствием бы осталась, но пора идти.
А вот еще домишко. Оконца на метр от земли. Между горшками с геранью — темная голова мальчишки, книжка, прислоненная к стеклу, а на подоконнике — тетрадь.
Скоро, скоро всех переселят.
Направляясь к автобусной остановке, Елена Ивановна с удовлетворением подумала о том, что добилась своего. Здесь тоже дома будут не просто красивыми, но и удобными. Две ее новые знакомые станут хозяйничать в больших просторных кухнях. А быть может, через месяц после новоселья Дуся, та, с серьгами, уже позвонит в ЖЭК и начальнику устроит «зеленую жизнь» — почему нет горячей воды? Забудет о своих керогазах. Хорошо, что забудет.
Думала Елена Ивановна об этих женщинах, о мальчишке в скособоченном окне, между геранью, и о том, как говорила на активе о самых будничных вещах: о блоках и цементе, о нераспорядительности хозяйственников. И главное—о сроках, потому что от этого зависело здоровье таких, как Зойка и Генка Лавровы, которым окна и двери в детской завешивают старыми одеялами, чтобы не дуло с улицы.
Говорила Елена Ивановна резко и требовательно, заглядывая в отчеты и донесения, а помимо ее воли опять вспомнилась старуха в линялом халате. Нее это: и цемент, и керогаз — было тесно переплетено, поэтому еще напористее атаковал;: начальника треста.
Очень хотелось Елене Ивановне сказать на активе и о новом станке с программным управлением. Но не смогла. Что-то у них на заводе не получается.
Высокое начальство тоже ждало сообщения: станок готов. Но сообщения не было. И на активе где-то в конце зала Елена Ивановна видела главного инженера и директора завода. Чем-то они напоминали школьников, не выучивших урок, которые стараются не привлекать к себе внимания учителя.
Сейчас, когда столько говорилось об автоматизации производства, переходе на электронику, на станки с программным управлением, обещанного чудо-станка — по-
луавтомата с магазинной сменой инструмента и числовым программным управлением —все нет. Вероятно, поэтому и Осадчего не видно на активе.
Не сдали вовремя — естественно, пострадал и план. В ответ на чью-то резкую реплику Ярошенко негромко, но твердо сказала:
— Вы считаете, что завод срывает план, а мне почему-то кажется — берет разбег. Так тоже бывает!
И вернулась на свое место с тревожным чувством. А вдруг в чем-то и она виновата, что-то проглядела. Испытывала известную неловкость, внимательно слушая выступавших. Критиковали район, следовательно — ее.
Но только вчера к ней . заходил директор завода. И Осадчий по своим профсоюзным делам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126