того мальчика, который ее снова привязывал; мал
ьчика, который лежал на горе, который видел поэта, протягивал чашу розово
й воды Королеве; или, может быть, она звала того юношу, который влюбился в С
ашу, или придворного Ц посла Ц воина Ц путешественника; или, может быть
, она звала сейчас женщину Ц цыганку, знатную даму, отшельницу, девушку, в
любленную в жизнь, покровительницу литературы; женщину, звавшую Мара (ра
зумея горячие ванны и вечерние свечи), или Шел-мердина (разумея крокусы в
осенних лесах), или Бонтропа (разумея смерть, которой ежедневно мы умирае
м), или она звала всех троих сразу, разумея столько разных вещей, что мы для
них здесь не располагаем достаточным местом, Ц и все эти «я» были разные
, и неизвестно, какое из них она сейчас звала.
Возможно; но, кажется, определенно одно (здесь мы попадем в область «возмо
жно» и «кажется») Ц то «я», которое ей больше всех было нужно, от нее держа
лось подальше, потому что она, как ее послушать, меняла свое «я» со скорост
ью своей же езды Ц новое на каждом повороте, Ц как бывает, когда по каким-
то непреодолимым причинам сознательное «я», в данную минуту одержавшее
верх и получившее право желать, хочет быть только собою, и все тут. Многие
называют его «истинным я», и оно якобы вбирает в себя все «я», из которых м
ы состоим, Ц «ключевым я», которое подчиняет себе все остальное. Орландо
, конечно, искала это «я», как читатель может судить по тому, что она говори
ла, ведя машину (пусть она порола несвязные, скучные, пошлые тривиальност
и, молола порой невнятицу, но читатель сам виноват: нечего подслушивать, к
ак рассуждает дама сама с собой; наше дело сторона, мы только передаем сло
ва, в скобках прибавляем, какое «я» высказывается в данном случае, причем,
естественно, мы можем и ошибаться).
Ц Ну и что же? Ну и кто же? Ц говорила она. Ц Тридцати шести лет. В авто. Жен
щина. Но ведь еще миллионы разных вещей. Сноб? Орден Подвязки в кабинете? Л
еопарды? Предки? Кичусь? Да! Азартна, люблю роскошь, стервозна? Да? (Тут явило
сь новое «я».) Ну и пусть. Честная? По-моему, да. Щедрая? Подумаешь, эка важнос
ть. (Тут явилось новое «я».) По утрам валяться в постели на тончайших прост
ынях, слушать голубей; серебряная посуда Ц вино Ц горничные Ц лакеи. Не
женка? Очень возможно. (Тут явилось новое «я».) Слишком много лишнего. Мои к
ниги. (Тут были перечислены пятьдесят классических названий, прикрывавш
их, мы полагаем, ранние романтические труды, которые она порвала.) Поклади
стая, общительная, романтичная. Но… (Тут явилось новое «я».) Тупица. И дура. Б
олее нелепой дурищи представить себе не могу. И… и… (она долго подыскивал
а нужное слово, и, если мы подскажем «любовь», мы, возможно, ляпнем что-то со
всем некстати, но… она безусловно покраснела и расхохоталась) и жаба, усе
янная изумрудами! Эрцгерцог Гарри! Навозные мухи на потолке! (Тут явилось
другое «я».) А как же Нелл? Китти? Саша? (Она пригорюнилась, на глаза навернул
ись слезы, а ведь она давно отстала от этой привычки Ц плакать.) Деревья,
Ц сказала она. (Она проезжала мимо кучки деревьев. Высунулось новое «я».)
Ц Люблю деревья. И эти деревья, они стоят тут тысячи лет. И амбары (она мино
вала покосившийся амбар на обочине). И овчарок (овчарка выскочила на доро
гу, она ее аккуратно объехала). И ночь. А людей… (Тут явилось новое «я».) Люде
й? (Уже вопросительно.) Не знаю. Вредные, злые, вруны. (Она свернула в главную
улицу своего родного города, сильно запруженную, по причине базарного дн
я, фермерами, пастухами, старухами с курицами в корзинках.) Люблю крестьян
. Кое-что смыслю в сельском хозяйстве. Но… (Тут еще новое «я» пробилось к ве
ршине сознания, как луч маяка.) Слава? (Она засмеялась.) Люблю ли я славу? Сем
ь изданий. Премия. Фотографии в вечерних газетах. (Она имела в виду «Дуб» и
мемориальную премию баронессы Бердетт-Кутс
Баронесса Анджела Джорджи
на Бердетт-Кутс (1814 Ц 1906) Ц миллионерша-благотворительница.
, которую ей пожаловали, и тут мы улучим момент и заметим, как обидно
биографу, что такая важнейшая вещь, объявление, которому быть бы венцом, з
аключением книги, делается этак вскользь, походя, да еще с хохотком, но, че
стно сказать, когда пишешь о женщине, а не о мужчине, все получается вкривь
и вкось, все торжественные места; ударения падают совсем не на то.) Слава, с
лава, Ц повторила она. Ц Поэт Ц он же шарлатан; они, что ни утро, Ц сливаю
тся, с регулярностью почты. Обеды, встречи; встречи, обеды; эх, слава! (Тут ей
пришлось притормозить, пробираясь сквозь толпу. Ее никто не замечал. Дел
ьфин в рыбной лавке и тот привлекал больше внимания, чем дама, которая пол
учила литературную премию и могла, если бы захотела, нацепить на себя сра
зу три короны, одна на другую.)
Она ехала очень медленно и, как старинную песенку, напевала: «На мои гинеи
куплю я деревья в цвету, деревья в цвету, в цвету и буду под ними гулять и св
оим сыновьям объяснять, что такое слава». Так она напевала, пока слова не с
тали провисать (появилось новое «я»), как дикарская снизка тяжелых бусин.
«Под деревьями буду гулять, Ц пела она, теперь уже выделяя каждое слово,
Ц и смотреть, как восходит луна, восходит, восходит, и тележки все едут и е
дут…» Тут она вдруг умолкла и пристально уставилась на капот собственно
й машины в глубочайшей задумчивости.
«Он сидел за столом у Туитчетт, Ц думала она, Ц в грязном жабо… То ли это
старый мистер Бейкер пришел замерять бревна? То ли Ш Ц сп Ц р?» (Ведь когд
а мы про себя выговариваем драгоценное имя, мы никогда не произносим его
полностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80