Что же до существа самой поэзии, Орландо уловил только, что про
давать ее труднее, чем прозу, и строчки хотя и короче, их дольше писать. Так
разговор шел с бесконечными ответвлениями, покуда Орландо не отважился
намекнуть, что и сам он, грешный, имеет дерзость писать, Ц но тут поэт вско
чил со стула. За панелью пискнула мышь, сказал он. Нервы у него, объяснил он,
совсем сдали, и мышиный писк на недели его выводит из строя. Дом, без сомне
ния, кишит паразитами, просто Орландо не замечал. Далее поэт поведал Орла
ндо все о своем здоровье за последние десять лет. Оно было столь расшатан
о, что просто удивительно, как он выжил. Он перенес паралич, подагру, маляр
ию, водянку и три вида лихорадки по очереди; сверх того, у него расширение
сердца, увеличение селезенки и больная печень. Но мало этого, сказал он Ор
ландо, у него бывают ощущения в хребте, не поддающиеся описанию. Один позв
онок, приблизительно третий сверху, горит как в огне, другой, приблизител
ьно второй снизу, холодеет как лед. Иной раз он просыпается буквально со с
винцовой головой, а то как будто внутри у него жгут тысячи свечей и запуск
ают фейерверки. Он различит, он сказал, розовый лепесток через две перины
и может пройти через весь Лондон с завязанными глазами: его стопы наизус
ть помнят все мостовые. Короче говоря, он представляет собой столь чувст
вительный, столь тонко сработанный механизм (тут он как бы невзначай под
нял руку, и рука была в самом деле безукоризненной формы), что просто диву
дается, как поэма его разошлась всего в пятистах экземплярах, Ц впрочем,
это, разумеется, козни. Одним словом, заключил он, стукнув кулаком по столу
, Ц искусство поэзии в Англии отжило свой век.
Как могло это случиться, когда Шекспир, Марло, Бен Джонсон, Браун, Джон Дон
н еще писали или только что перестали писать, Орландо, высыпавший имена с
воих любимцев, решительно не постигал.
Грин сардонически расхохотался. Положим, у Шекспира, согласился он, и сыщ
ется несколько недурных сценок, но ведь все почти содраны у Марло. Этот Ма
рло кое-что обещал, но как можно судить о мальчишке, который умер, не дожив
ши до тридцати? Что до Брауна, этот вздумал писать поэзию прозой, а подобны
е вычуры скоро набивают оскомину публике. Донн Ц шарлатан, маскирующий
убогость смысла темным слогом. Простаки ловятся на эту наживку, но через
каких-нибудь двенадцать месяцев стиль выйдет из моды. Ну а Бен Джонсон Ц
Бен Джонсон его друг, а он никогда не хулит своих друзей.
Нет, заключил он, прошел, прошел великий век литературы, Ц великий век ли
тературы был при греках, елизаветинский век во всех отношениях уступает
Элладе. В великий век поэты устремлялись к божественной цели, которую он
назвал бы La Gloire
La Gloire Ц слава (фр.).
(он произносил «Глор», и Орландо не сразу ухватил смысл). Теперь моло
дые сочинители все на жалованье у книгопродавцев и готовы состряпать лю
бой вздор, лишь бы те могли его сбыть. Шекспир тут первейший мерзавец, но н
ичего, он уже поплатился. Нынешних, объяснял Грин, всех узнаёшь по жеманно
сти притязаний и дерзкой дикости опытов Ц греки такого бы и секунды не п
отерпели. Как ни больно ему в этом признаваться Ц он ведь любит литерату
ру больше жизни, Ц он ничего не видит хорошего в настоящем и не питает ни
каких надежд на будущее. И с тем он налил себе еще стакан вина.
Эти откровения потрясли Орландо; однако он замечал невольно, что самого
критика нисколько они не печалят. Напротив, чем больше бранил он свой век,
тем больше казался доволен. Он как сейчас помнит, рассказывал он, один веч
ер в Таверне Петуха на Флит-стрит, когда там собрались Кит Марло и кое-кто
еще. Кит расходился, нализался, ему это было недолго, и молол чепуху. Он так
и видит, как Кит икает, тыча стаканом в приятеля: «Вот хоть ты меня режь, Бил
л (это он Шекспиру), набегает большая волна, и ты на гребне», Ц чем он хотел
сказать, пояснил Грин, что мы на пороге великого века английской литерат
уры, а из Шекспира может выйти толк. Марло повезло, он был убит два дня спус
тя в пьяной драке
Кристофер Марло (1564 Ц 1593), значительнейший из предшественников Шексп
ира, был действительно убит в кабаке.
и не увидел, чем обернулись его пророчества. «Дурак несчастный! Ц с
казал Грин. Ц Такое молоть! Подумать только Ц великий век! Это елизавети
нский-то век великий!»
Ц То-то, любезный лорд, Ц продолжал он, поуютней устраиваясь в кресле и к
рутя меж пальцев стакан, Ц не будем унывать, будем дорожить прошлым и чес
тию воздадим тем авторам Ц немного уж их осталось, Ц которые берут анти
чность за образец и пишут не ради презренной пользы, но для Глор. (Орландо
желал бы ему лучшего выговора.) Глор, Ц продолжал Грин, Ц вдохновляет во
звышенный дух. Вот имел бы я пенсион в три тысячи фунтов, выплачиваемый по
квартально, я бы жил для одной лишь Глор. Каждое утро валялся бы в постели,
перечитывая Цицерона. Научился бы так подражать его слогу, что вы не отли
чили бы меня от него. Вот что называю я благородной изящной словесностью,
Ц сказал Грин. Ц Вот что называю я Глор. Но для этого надобен пенсион.
Орландо меж тем оставил всякую надежду поговорить с поэтом о своих собст
венных трудах, но ничего, ничего: разговор перекинулся на личности Шексп
ира, Бена Джонсона и прочих, Ц всех их Грин близко знал и о каждом мог пора
ссказать немало забавных анекдотов. Никогда Орландо так не смеялся. Вот
они каковы, его божества! Половина из них пьянчуги, все волокиты! Все почти
собачатся с женами; ни один не побрезговал ложью, ни самой презренной инт
ригой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80