Он хочет, чтобы его
прочитали. Он умрет на ее груди, если его не прочтут. Впервые в жизни она оп
олчилась против природы. Борзых и розовых кустов было вокруг предостато
чно. Но ни борзые, ни розы читать не умеют. Никогда прежде она не задумывал
ась над этой досадной промашкой Провидения. Этой способностью наделены
только люди. Люди ей вдруг понадобились позарез. Она позвонила в колокол
ьчик. Приказала подать карету, чтобы тотчас катить в Лондон.
Ц Аккурат на одиннадцать сорок пять поспеете, миледи, Ц сказал Баскет.
Орландо, и не подозревавшая об изобретении паровоза, была настолько погл
ощена страданиями существа, которое, не будучи ею самой, однако, полность
ю от нее зависело, что села в вагон и дала окутать свои колени пледом, не по
дарив ни единой мыслью «это поразительное изобретение, совершенно прео
бразившее (утверждают историки) лицо Европы за последние двадцать лет» (
что случается куда чаще, чем историки полагают). Она заметила только кошм
арную грязь, дикий грохот и то, что окна заедает. Поглощенная своими мысля
ми, она меньше чем за час домчалась до Лондона и стояла на платформе Чарин
г-кросс, не зная, куда податься.
Старый дом в Блэкфрайерзе, где провела она столько приятных дней в восем
надцатом веке, был теперь продан, частью Армии спасения, частью фабрике з
онтиков. Она купила новый, в Мэйфэ-ре, Ц чистый, удобный, в самом центре мо
дного света, но в Мэйфэре разве избавишь стихи от томления? Слава Богу, дум
ала она, вспоминая блеск сиятельных женских глаз и симметрию сиятельных
же мужских ног, на чтение они там не слишком налегают. Ведь было бы мучител
ьно жаль. Вот и дом леди Р. Там, без сомнения, ведутся те же беседы. Возможно,
подагра переместилась из левой в правую ногу генерала. Мистер Л. две неде
ли гостил уже не у Т., а у М. Войдет, разумеется, мистер Поп. Ах, но мистер Поп ж
е умер. И кто там теперь блистает умом? Ц думала она, но такое у швейцара не
спросишь, и она двинулась дальше. В уши ей хлынул звон несчетных колоколь
цев на головах у бесчисленных лошадей. Флотилия престранных ящиков на ко
лесах катила вдоль тротуара. Орландо вышла на Стрэнд. Шум сделался еще не
вообразимей. Средства передвижения всевозможных размеров, запряженные
кровными рысаками, запряженные ломовиками, где влекущие одинокую торже
ственную вдовицу, где до отказа набитые носителями цилиндров и бакенбар
д, смешались в дикой неразберихе. Глазу, привычному к ровным просторам ст
раниц, казалось, что кареты, тележки и омнибусы в непримиримом раздоре; пр
епротивной какофонией казался ушам, настроенным на скрип пера, уличный г
рохот. На мостовой негде яблоку было упасть. Потоки людей, толкавшихся и т
еснящих себе подобных, грохочущие, тряские экипажи Ц с безмерной прытью
проносились на восток и на запад. Вдоль тротуаров стояли мужчины с лотка
ми игрушек и орали. На углах сидели с корзинами весенних цветов и орали же
нщины. Мальчишки выскакивали из-за лошадиных морд, тянули к ним печатные
листы и орали: «Катастрофа! Катастрофа!» Орландо решила, что попала в Лонд
он в переломный для нации час, вот только счастливый или трагический Ц о
на сказать не умела. Она тревожно вглядывалась в прохожих. Но еще больше з
апуталась. Вот идет, например, человек, лицо перекошено, бормочет про себя
, будто только что узнал непереносимую новость. А за ним проталкивается л
ихой толстяк, веселящийся, как на гулянье. Пришлось ей прийти к заключени
ю, что во всем этом нет ни складу ни ладу. Каждый мужчина, каждая женщина за
няты только собой. И куда тут пойдешь?
Она шла дальше уже ни о чем не думая, из улицы в улицу, мимо гигантских окон,
заваленных зеркалами и сумками, халатиками и цветами, и удочками, и корзи
нками для пикников, и тут же были раскиданы, увязаны, свалены, скатаны ткан
и всех возможных тонов и расцветок. Или она брела вдоль ровных, заспанных
зданий, деловито помеченных Ц первый, второй, третий, и так до двухсотого
или трехсотого нумера, решительно неразличимых: две колонны, шесть степе
нных ступенек, и подняты шторы, и накрыт для семейной трапезы стол, и в одн
о окно устремляет взор попугай, и слуга выглядывает из другого, Ц пока го
лова у нее не начинала кружиться от однообразия. Она выходила на широкие
площади с черными, блистающими задастыми статуями и гарцующими конями, в
здымающимися колоннами, взлетающими фонтанами и вспархивающими голубя
ми. Шла, шла, шла по тротуарам, мимо домов и вдруг ужасно проголодалась; и на
груди у нее что-то затрепетало с упреком: совсем, мол, меня забыла. Это бы ма
нускрипт поэмы «Дуб».
Она устыдилась собственной невнимательности. И застыла на месте. Рядом н
е было ни единой кареты. Улица, широкая и красивая, была, на удивление, пуст
а. Только какой-то пожилой господин шел навстречу. Что-то смутно знакомое
ей почудилось в этой походке. Когда он приблизился, она поняла, что решите
льно где-то она его уже видела. Но где? Когда? Неужто этот вальяжный щеголь
с тросточкой и цветком в петлице, с розовой сдобной физиономией, седыми р
асчесанными бакенбардами, неужто это Ц Господи Боже! Ну да Ц это же он, е
е старый, очень старый друг Ник Грин!
В то же мгновение он на нее посмотрел Ц вспомнил Ц узнал.
Ц Леди Орландо! Ц крикнул он, чуть пыль не метя цилиндром.
Ц Сэр Николас! Ц отвечала она. Ибо по каким-то оттенкам в его повадке тот
час угадала, что подлый бумагомарака, во времена королевы Елизаветы ее и
многих других донимавший разносами, теперь преуспел, выбился в люди, ста
л сэром и Бог знает кем еще в придачу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80