Резной крест Чаринга; купо
л Святого Павла; громады Тауэра; вот занялись окна Аббатства и горели мно
гоцветными небесными щитами (фантазия Орландо); вот запад уже слился в од
но золотое окно, и ангелы (опять Ц фантазия Орландо) сбегали и взбегали по
небесным ступенькам.
И все время, все время коньки скользили как по бездонной пучине неба, так я
рко синел лед; и так стеклянно-гладок он был, что они разгонялись быстрей,
быстрей, и белые чайки расчерчивали воздух крыльями, как в зеркале отраж
ая росчерки коньков.
Саша Ц не старалась ли она его задобрить? Ц была нежней всегдашнего и да
же еще пленительней. Обычно она не любила говорить о своей прежней жизни,
а тут рассказала, как зимой в России слышала дальний волчий вой и, трижды т
явкнув по-волчьи, продемонстрировала, как это звучит. В ответ он рассказа
л ей про оленей в заснеженном парке, как они забредают в гулкие залы погре
ться и один старик их кормит кашей из ведра. И она его расхваливала Ц за л
юбовь к животным, за отвагу, за его ноги. В восторге от ее похвал, пристыжен
ный тем, что мог вообразить ее на коленях у простого матроса, а потом и раз
добревшей, вялой и сорокалетней, он сказал, что не находит слов, чтоб досто
йно ее расхвалить; однако тотчас сообразил, что она похожа на ручей, на мур
аву, на волны, и, сжав ее в объятиях еще нежней, чем всегда, полетел с нею по л
ьду, обгоняя удивленных чаек и бакланов. И она наконец задохнулась, остан
овилась и сказала ему, что он как рождественская елка, разубранная милли
оном свечек (так принято у них в России), увешанная желтыми шарами, Ц вся в
пламени, света на целую улицу хватит (так приблизительно можно бы это пер
евести); ибо со своими пылающими щеками, темными кудрями и черно-красным к
амзолом он словно сияет собственным пламенем, словно у него засветили ла
мпу внутри.
Все краски, кроме полыхания Орландовых щек, скоро выцвели. Настала ночь. О
ранжевость заката погасла, уступив место странно белесому свечению фак
елов, костров и прочих приспособлений, и разом все удивительно переменил
ось. Храмы, дворцы вельмож, отделанные белым камнем по фасаду, плыли по воз
духу, высвечиваясь полосами и пятнами. От Святого Павла, в частности, уцел
ел один золоченый крест. Вестминстерское аббатство зыбко серело скелет
ом листа. Все истончилось, оскудело, все преобразилось. Звуки стали плотн
ее, гуще. Приближаясь к месту гуляний, Орландо и Саша услышали звук Ц прот
яжный, чистый, как от удара по камертону; он разрастался, крепчал, пока не р
азразился гремучим раскатом. То и дело взвивались ракеты, и восторженный
рев их приветствовал. Вот стали заметны маленькие фигурки, отрывавшиеся
от толпы и кружившие по льду, как мошки. И над этим сверкающим озерцом чер
ной чашей мрака опрокинулась зимняя ночь. И в черноте этой, с нагнетавшим
и нетерпение паузами, расцветали ракеты: полумесяцы, змейки, короны. На ми
г дальние холмы и леса оживали, как в летний зной; и снова на них падали ноч
ь и зима.
Орландо и Саша, уж совсем близко к королевской площадке, прокладывали пу
ть в густой толпе простонародья, теснившейся поближе к шелковой ленте. Н
е спеша расстаться с уединением и попасть под неусыпное соглядатайское
око, парочка медлила среди подмастерьев, портняжек, рыбачек, конских бар
ышников, проходимцев, голодных грамотеев, горничных в косынках, торговок
апельсинами, конюхов, трезвых граждан, бесстыжих кабатчиков, маленьких
оборвышей, всегда примазывающихся к любой толпе, орущих, мешающихся под
ногами, Ц словом, весь лондонский уличный сброд теснился тут, толкался, п
ихался, кидал кости, громко предсказывал судьбу, щипался, щекотался; тара
торил, горланил Ц там хмуро, там буйно, Ц одни изумленно разинув рот, дру
гие с каменным безразличием галок на заборе; разнообразие оснастки отра
жало состояние кармана: одни были в мехах, парче, другие в рубище, и ноги за
щищены от жалящего льда лишь рваными обмотками. Основная масса толпилас
ь, пожалуй, перед подмостками, на каких у нас показывают Панча и Джуди, и гл
азела на представление. Черный мужчина махал руками и орал. Женщина в бел
ом лежала на постели. Актеры метались вверх-вниз по ступенькам, то и дело
спотыкались, и публика топала, свистела, а то от скуки запускала в них апел
ьсинной кожурой, за которой тотчас кидался беспризорный пес, Ц но при вс
ей неуклюжести, при всей невозможности зрелища странная путаная мелоди
я слов завораживала Орландо, как музыка. Выговариваемые дерзко-спешащим
говорком, напоминавшим о песнях матросов в пивной на Уоппинг-оулд-стеэр
с, слова эти и помимо смысла пьянили его, как вино. Но когда, долетев через л
ед, отдельная фраза ударяла по сердцу, ярость мавра оказывалась его ярос
тью, а когда мавр удушал женщину в постели Ц это сам Орландо убивал Сашу с
обственной рукой.
Но вот представление кончилось. Все потемнело. По щекам Орландо лились с
лезы. Он взглянул на небо Ц там тоже была черная тьма. Все окутывает смерт
ь и мрак, думал Орландо. Жизнь человеческая кончается гробом. Черви нас со
жрут.

Как будто в мире страшное зат
менье,
Луны и солнца нет, земля во тьме,
И все колеблется от потрясенья
У.Шекспир. «Отелло». Акт V, сц.
2. (Перевод Б.Пастернака.)
.

И едва он произнес эти слова, бледно-утренняя звезда взошла в его памяти.
Ночь была темная, хоть глаз выколи; но не такой ли ночи они и дожидались? Не
такой ли ночью задумали бежать? Он вспомнил все. Час пробил. Он порывисто п
рижал к груди Сашу, шепнул ей на ухо: «Jour de ma vie!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80