Порой безмолвный час нам милее всех других; блистательнейшее остро
умие может нагонять неописуемую скуку.
Орландо сбросила второй чулок и легла в постель в самом гадком настроени
и, твердо решив навсегда покинуть общество. Но снова она, как скоро оказал
ось, опрометчиво поспешила с выводами. Ибо наутро среди приевшихся пригл
ашений она обнаружила на своем столике карточку одной влиятельнейшей д
амы, графини Р. Поскольку ночью Орландо решила никогда более не являться
в обществе, мы можем объяснить ее поведение (она срочно послала лакея в до
м графини Р. сказать, что почтет за великую честь познакомиться с ее сияте
льством) лишь тем, что в ней еще не отбродила отрава медвяных слов, закапан
ных ей в ухо капитаном Николасом Бенедиктом Бартолусом на палубе «Влюбл
енной леди», когда она плыла по Темзе. «Аддисон, Драйден, Поп», Ц сказал он
, указывая на «Дерево Какао», и Аддисон, Драйден, Поп с тех пор заклятием зв
енели у нее в мозгу. Кто бы мог поверить в подобный вздор, а вот поди ж ты. Оп
ыт с Ником Грином ничему ее не научил. Такие имена сохраняли над нею прежн
юю власть. Во что-то, очевидно, нам надо верить, и раз Орландо, как мы уже гов
орили, не верила в обычные божества, она и обращала свою веру на великих лю
дей, однако же с разбором. Адмиралы, воины, государственные мужи Ц нимало
ее не занимали. Но самая мысль о великом писателе так разжигала ее веру, чт
о она чуть ли не полагала его невидимым. Впрочем, ее вел безошибочный нюх.
Вполне верить можно, наверное, лишь в то, чего не видишь. Мгновенно пойманн
ые взглядом с палубы корабля великие люди казались ей видением. Она даже
сомневалась, фарфоровая ли была та чашка, бумажная ли газета. Лорд О. замет
ил как-то, что вчера обедал с Драйденом, Ц она ему просто-напросто не пове
рила. Ну а гостиная леди Р. слыла прихожей к приемной зале гениев: то было м
есто, где мужчины и женщины сходились, чтоб размахивать кадилом и петь пс
алмы перед бюстом гения в стенной нише. Иной раз сам Бог на минуточку их уд
остаивал своим присутствием. Лишь ум был пропуском на вход сюда, и здесь (п
о слухам) не говорилось ничего такого, что не было бы остроумным.
А потому Орландо переступала порог гостиной леди Р. с великим трепетом. П
освященные уже расположились полукругом возле камина. Леди Р., пожилая с
муглая дама в черной кружевной, накинутой на голову мантилье, сидела в пр
осторном кресле посредине. Таким образом она, несмотря на тугоухость, ле
гко следила за беседой направо и налево от нее. Направо и налево от нее сид
ели знатнейшие, достойнейшие мужчины и женщины. Каждый мужчина, говорили
, побывал в премьер-министрах, каждая женщина, шептали, в любовницах у кор
оля. Одним словом, все были блистательны, все знамениты. Орландо склонила
сь в глубоком реверансе и молча села… Три часа спустя она склонилась в гл
убоком поклоне и ушла.
Но что же, спросит несколько обиженный читатель, что же происходило в про
межутке? Ведь за три часа такие люди наговорили, верно, умнейших, глубочай
ших, интереснейших вещей! Казалось бы. Но на самом деле они не сказали ниче
го. И это, кстати, общая черта всех самых блистательных собраний, какие тол
ько знал мир. Старая мадам дю Деффан
Маркиза Мари дю Деффан (1697 Ц 1780) Ц хозяйка одн
ого из самых блистательных салонов Парижа. В числе ее «приятелей» были ф
илософ Жан Д'Аламбер (1717 Ц 1783) и Хорас Уолпол (1717 Ц 1797), автор знаменитого «Замк
а Отранто».
проговорила с приятелями пятьдесят лет кряду. А что осталось? От си
лы три остроумных замечания. А значит, нам остается предполагать, что или
ничего не говорилось, или ничего не говорилось остроумного, или три этих
остроумных замечания распределялись на восемь тысяч двести пятьдесят
вечеров, так что на каждый вечер приходилось не так уж много остроумия.
Правда Ц если применительно в такой связи такое слово, Ц пожалуй, заклю
чается в том, что подобные группки пребывают во власти волховства. Хозяй
ка Ц наша современная Сивилла. Завораживающая гостей колдунья. В одном
доме гость считает себя счастливым, в другом остроумным, в третьем Ц глу
боким. Все это иллюзия (вовсе не в осуждение будь сказано, ибо иллюзии Ц с
амая ценная и необходимая на свете вещь, и та, кто умеет их создать, Ц прос
то благодетельница рода человеческого), но, поскольку общеизвестно, что
иллюзии разбиваются от столкновения с реальностью, никакое реальное сч
астье, никакое истинное остроумие, никакая истинная глубина недопустим
ы там, где царит иллюзия. Этим-то и объясняется, почему мадам дю Деффан не п
роизнесла больше трех остроумных вещей за пятьдесят лет. Произнеси она и
х больше, кружок бы ее распался. Острота, слетая с ее уст на гладь беседы, ее
сминала, как мнет пушечное ядро фиалки и ромашки. А когда она произнесла с
вое знаменитое Mot de Saint Denis
Словцо о святом Дионисии (фр.). Святой Дионисии
(Saint Denis) Ц первый епископ Парижа (2-я половина III в.), по преданию, после собствен
ной казни долго шел, держа свою отрубленную голову в руках. Когда кардина
л Полиньяк рассказывал об этом в салоне мадам дю Деффан, она произнесла с
вое знаменитое Mot: «II n'y a que premier pas qui coыte» (труден только первый шаг).
, тут уж опалилась трава. Иллюзия разбилась. Сменилась обескураженн
остью. Замерли речи. «Довольно, мадам, пощадите, только не это!» Ц в один го
лос вскрикнули друзья. И она покорилась. Почти семнадцать лет она не прои
зносила ничего знаменательного, и все шло гладко. Прелестный покров иллю
зии нерушимо окутывал ее кружок, как он окутывал и кружок леди Р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80