В ту пору жизни, когда
в голове его вечно жужжали рифмы и он редко ложился спать, не намарав пред
варительно какой-нибудь выспренности, шейка иной Сокольниковой дочки и
смех лесниковой племянницы казались ему предпочтительней, чем все обол
ьщения придворных дам. А потому он повадился ночами к Уоппинг-оулд-стеэр
с Портовый р
айон близ Тауэра, с дурной репутацией. Здесь до XVII века вешали у самой воды
пиратов, так чтобы тела накрывало приливом.
и тому подобным местам, окутанный серым плащом, дабы скрыть звезду
на шее и подвязку на колене. Там, с пивною кружкой в руке, под перестук шаро
в и кеглей, он слушал повести матросов о том, чего они понатерпелись в земл
е Гишпанской; о том, как кто-то потерял палец, а кто, увы! и нос, Ц ибо устный
рассказ не всегда столь гладко и приятно закруглен, как занесенный в кни
жку. Особенно любил он слушать, как они горланят песни об Азорских остров
ах, меж тем как вывезенные оттуда попугайчики поклевывали кольца в их уш
ах, стучали твердыми, жадными клювами по их перстням и сыпали столь же отб
орной бранью, что и хозяева. Женщины едва ли уступали этим птичкам свобод
ою манер и вольностью речей. Они взбирались к Орландо на колени, обнимали
его за шею и, подозревая, что под его плащом скрыто кое-что незаурядное, сп
ешили к доказательству своих догадок не меньше самого Орландо.
Возможностей представлялось достаточно. Река рано оживала и допоздна к
ишела яликами, барками и судами всякого разбора. Каждый день уходил в мор
е какой-нибудь славный корабль, держа путь на Индию, а другой, потемнелый,
под обтрепанными парусами и с волосатыми чужаками на борту, тяжко ввалив
ался в гавань. Никто не спохватывался, если юноша и девушка валандались н
а реке после заката, не вскидывал бровь, едва молва заставала их в мирных,
сонных объятиях среди мешков с сокровищами. А именно такое приключение и
выпало на долю Орландо, Сьюки и графа Камберленда. День был жаркий; ласки
бурны; сон их сморил среди рубинов. Позже, ночью, граф, чьи богатства завис
ели во многом от рискованных испанских предприятий, один, с фонарем, приш
ел осматривать добычу. Он осветил бочонок. И отпрянул, чертыхаясь. Бочоно
к обвивали два сонных духа. Суеверный от природы, имея на совести немало т
яжких преступлений, граф принял парочку (обоих окутывал алый плащ, а груд
и Сьюки были чуть не белей вечных снегов в Орландовых стихах) за духов уто
нувших матросов, вышедших к нему из морской пучины с немым укором. Он крес
тился. Он каялся. Строй богаделен вдоль Шин-роуд Ц и поныне ощутимый плод
его минутного смятения. Дюжина неимущих приходских старух и посейчас дн
ем попивает чай, а ночью благословляет его светлость за кров над головою,
Ц так запретная любовь на контрабандном судне… однако мораль мы опусти
м. Орландо, впрочем, скоро наскучил этой жизнью Ц и не только из-за отсутс
твия комфорта и убогости соседствующих улиц, но из-за грубых нравов прос
тонародья. Здесь мы должны напомнить, что нищета и преступления не облад
али для елизаветинцев столь притягательной силой, какой обладают в наши
х глазах. Те вовсе не стыдились образованности; ничуть не считали, что род
иться сыном мясника Ц удача и что неграмотность Ц великая заслуга; отн
юдь не полагали, подобно нам, что «жизнь» и «действительность» непременн
о сопряжены с невежеством и хамством, равно как и с другими синонимами дв
ух этих слов. Вовсе не в поисках «жизни» вращался Орландо среди простолю
динов; вовсе не в погоне за «действительностью» он их оставил. Но, выслуша
в в сотый раз, как Джек потерял свой нос, а Сьюки свою невинность Ц а расск
азывали они об этом, надо сказать, прелестно, Ц он несколько затосковал о
т повторения, потому что нос может быть отрезан всего одним манером, как и
потеряна невинность, Ц или так ему казалось? Ц тогда как разнообразие в
искусствах и науках живо задевало его любознательность. А потому, навсе
гда сохранив о них благодарную память, он перестал посещать пивные и кег
ельбаны, серый плащ засунул в шкаф и, сверкая звездой на шее и подвязкой на
колене, снова явился при дворе короля Якова. Он был молод, он был богат, он б
ыл хорош собой. Никто не мог быть встречен с большей готовностью и ободре
нием, чем он.
Во всяком случае, многие дамы Ц и это достоверно известно Ц стремились
его осчастливить. Три имени, по крайней мере, открыто сопрягались с его им
енем и титулом: Хлоринда, Фавила, Ефросиния Ц так он их называл в сонетах.

Изложим по порядку. Хлоринда была весьма изысканная, тонкая особа, Ц во в
сяком случае, Орландо был не на шутку ею увлечен шесть с половиной месяце
в; но у нее были белые ресницы, и она не выносила вида крови. Из-за жареного
зайца на отцовском столе она упала в обморок. К тому же она подпала под вли
яние попов и экономила на нижнем белье, чтобы подавать милостыню. Она взя
лась наставлять Орландо на путь истинный, и это оказалось так противно, ч
то он сбежал, и не очень в том раскаивался, когда она вскорости умерла от о
спы.
Фавила, следующая, была из совсем другого теста. Дочь бедного сомерсетск
ого дворянина, исключительно благодаря собственному усердию и неустан
ной работе прекрасных глазок она пробилась ко двору, а там уж искусность
в верховой езде, изящная поступь и легкость в танцах снискали ей всеобще
е расположение. Однажды тем не менее она имела неосмотрительность так от
стегать спаниеля, разодравшего ей шелковый чулок (справедливости ради с
ледует заметить, что чулок у Фавилы было немного, да и те в основном просты
е), что тот чуть не отдал Богу душу под самым окном у Орландо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80