З
аметно уважение к истине, к природе, к законам сердца человеческого, стол
ь редкое, увы, в наш век безбожных вычур. Разумеется, это должно немедля пр
едставить на рассмотрение публики.
Орландо его просто не понимала. Обычно она носит манускрипт с собою, за па
зухой. Идея заметно потешила сэра Николаса.
Ц Но как насчет вознаграждения? Ц справился он.
Мысль Орландо метнулась к Букингемскому дворцу и обитающим в нем туманн
ым, раздающим награды властителям.
Сэр Николас совершенно развеселился. Он объяснил, что имел в виду всего л
ишь то обстоятельство, что господа… (тут были названы известнейшие книго
издатели) счастливы будут, если он только им черкнет пару строк, включить
книгу в свой каталог. Он, возможно, сумеет устроить вознаграждение в деся
ть процентов с экземпляра до двух тысяч включительно и вплоть до пятнадц
ати Ц при большом тираже. Что до рецензентов, он лично готов черкнуть стр
очку-другую такому-то, он из самых влиятельных; ну а кое-какие комплимент
ы, знаете, расхвалить, например, стишки издателевой супруги, Ц это он бер
ет на себя. Он снесется… И так далее. Орландо не понимала ни звука и, научен
ная горьким опытом, не очень-то развешивала уши, но ей ничего не оставалос
ь, как покориться этому напору и страстной потребности самой поэмы. И вот
сэр Николас превратил испятнанный кровью сверток в аккуратный пакет, ра
спластал в нагрудном кармане; и после долгого обмена любезностями они ра
сстались. Орландо пошла дальше по улице. Поэмы при ней уже не было Ц она о
щущала пустоту на груди, Ц и делать ей теперь было нечего, только рассужд
ать, о чем там ей было угодно, Ц скажем, о прихоти счастья. Вот она идет по С
ент-Джеймс-стрит, замужняя дама, на пальце кольцо; там, где прежде была коф
ейня, вот вам, пожалуйста, ресторан; сейчас половина четвертого пополудн
и; солнце сияет; вон три голубка; а вот и дворняга; две пролетки; ландо. Да, та
к что же такое Жизнь? Мысль застучала у нее в голове, внезапная, настойчива
я, безосновательная (разве что навеянная старым Грином). А она Ц кстати, э
то может служить оценкой ее отношений с супругом (находившимся на мысе Г
орн), положительной или наоборот, это уж как будет угодно читателю, Ц едв
а на нее накатывала внезапная мысль, кидалась на ближайший телеграф и по
сылала ему телеграмму. Телеграф оказался как раз под рукой. «Господи Шел,
Ц телеграфировала она, Ц жизнь литература Грин пресмыкается». Тут она
перешла на изобретенный ими для собственных надобностей шифр, способны
й передать в одном-двух словах сложнейшее душевное состояние, да так, что
б телеграфист ничего не учуял, и прибавила: «Бара-Бек Лимпомпоний», всему
подведя исчерпывающий итог. Ибо ее не только глубоко впечатлило утрешне
е происшествие, но Ц читатель, возможно, это заметил Ц Орландо взрослел
а, что не означает непременно, что она совершенствовалась, и «Бара-Бек Лим
помпоний» как раз отражал то сложнейшее душевное состояние, о котором чи
татель, если предоставит к нашим услугам все свои умственные способност
и, может догадаться и сам.
В ближайшие часы на ее телеграмму не могло быть ответа; в самом деле, решил
а она, глянув в небо, по которому быстро пропархивали облака, возможно, на
мысе Горн сейчас буря, и муж ее скорей всего на топ-мачте, или обрубает обв
етшалый рангоут, или даже он сейчас, с последним сухарем, один на плоту. И о
на решила убить время в соседней лавке, каковая оказалась столь обычной
для нашей эпохи лавкой, что ее не стоило бы и описывать, если бы она так не п
оразила Орландо: в лавке торговали книгами. Всю свою жизнь Орландо имела
дело с манускриптами Ц держала в руках грубые бурые листы, исписанные т
емными закорючками Спенсера, видела рукописи Мильтона и Шекспира. У нее
хранилось немало ин-кварто и ин-фолио, часто содержавших сонет в ее честь
, а то, бывало, и локон. Но эти несчетные томики, яркие, неразличимые, эфемерн
ые, бесконечно ее удивляли. Все сочинения Шекспира стоили полкроны и уме
щались в кармане. Прочесть их не представлялось возможным при столь мелк
ой печати, но все равно Ц что за чудо! «Сочинения» Ц сочинения всех писат
елей, каких она знала, о каких слышала, и еще многих, многих других заполня
ли от края до края длинные полки. На столах и на стульях громоздились еще «
сочинения», и эти, она обнаружила, полистав страницы, часто были сочинени
я о других сочинениях сэра Николаса и еще многих других, которых она по не
ведению, раз их напечатали и переплели, тоже зачислила в гении. Она наказа
ла изумленному книгопродавцу прислать ей все сколько-нибудь стоящее и в
ышла из лавки.
Она свернула в Гайд-парк, знакомый ей исстари (вот под тем расщепленным вя
зом упал, помнится, герцог Гамильтон, насквозь пронзенный лордом Муном), и
губы ее, часто этим грешившие, стали складывать в дурацкую песенку слова
телеграммы: жизнь Ц литература Ц Грин Ц пресмыкается Ц Бара-Бек Ц Ли
мпомпоний, так что сторожа на нее поглядели с опаской и склонялись к поло
жительному мнению о ее здравом уме, только разглядев у нее на шее жемчужн
ое ожерелье. Она захватила в книжной лавке пачку газет и журналов и, након
ец устроившись под вязом, обложившись ими, принялась старательно изучат
ь благородное искусство прозы в исполнении этих мастеров. В ней оставало
сь еще много наивного: что-то священное мнилось ей в самой расплывчатост
и газетной печати. Лежа опираясь на локоть, она взялась за статью сэра Ник
оласа о сочинениях человека, которого знавала когда-то: Джона Донна. Но он
а нечаянно расположилась у самого Серпантина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80