Простирая руки (руки, она заметила, не обладали столь роковым воз
действием, как ноги), она благодарила Небеса, что не гарцует сейчас на боев
ом скакуне по Уайтхоллу и даже никому не выносит смертный приговор. «Сто
ит, Ц думала она, Ц облечься в бедность и невежество, темные покровы жен
ственности; стоит другим оставить власть над миром, не жаждать воинских
почестей, не домогаться славы; вообще расстаться со всеми мужскими желан
иями, если зато полнее сможешь наслаждаться высшими благами, доступными
человеческому духу, а это, Ц сказала она вслух, как с ней всегда водилось
в минуты сильного волнения, Ц а это созерцание, одиночество, любовь».
Ц Слава Богу, я женщина! Ц воскликнула она и чуть было не впала в крайнюю
глупость Ц нет ни в мужчинах, ни в женщинах ничего противнее, Ц а именно
гордость своим полом, но тут она запнулась на странном слове, которое, как
ни старались мы его поставить на место, пролезло-таки в заключение после
дней фразы: Любовь. «Любовь», Ц сказала Орландо. И тотчас же Ц до того она
прыткая Ц любовь приняла человеческий облик: до того она нахальна. Друг
ие понятия Ц пожалуйста, могут оставаться абстрактными, голыми, а этой н
епременно подавай плоть и кровь, юбки и мантильку, лосины и камзол. И поско
льку все возлюбленные Орландо раньше были женщины, то и сейчас из-за пост
ыдной косности человеческой природы, не спешащей навстречу условностя
м, хотя Орландо стала женщиной сама, предмет ее любви все равно была женщи
на; ну а сознание принадлежности к тому же полу лишь углубляло и обострял
о былые ее мужские чувства, только и всего. Тысячи тайн и намеков теперь дл
я нее прояснились. Высветлилась разделяющая оба пола тьма, кишащая всяче
ской нечистью, и, если что-то есть в словах поэта о правде и красе
Имеются в виду заклю
чительные строки «Оды греческой вазе» Джона Китса (1819):
«Краса Ц где правда, правда Ц где краса!
Вот знанье все и все, что надо знать».
(Перевод И.А.Лихачева.)
, ее теперешнее увлечение в красе наверстывало все, что потеряло на
подтасовке. Наконец-то, поняла Орландо, она узнала Сашу, всю как есть, и в пы
лу открытия, в погоне за обретенным наконец-то сокровищем, она так забыла
сь, что будто пушечный гром грянул у нее над ухом, когда мужской голос прои
знес: «Разрешите, сударыня», мужская рука подняла ее на ноги и мужские пал
ьцы с трехмачтовым парусником, вытатуированным на среднем, указали ей на
горизонт.
Ц Скалы Англии, сударыня, Ц сказал капитан и поднял указующую длань в з
нак салюта. Снова Орландо вздрогнула, еще сильнее даже, чем тогда, в тот пе
рвый раз.
Ц Господи Иисусе! Ц крикнула она.
К счастью, зрелище родных берегов после долгой разлуки извиняло и крик э
тот, и эту дрожь, не то Орландо нелегко было бы объяснить капитану Бартолу
су сложные, противоречивые, вскипевшие в ее груди чувства. Ну как ему расс
кажешь, что она, дрожащей рукой теперь опершаяся на его руку, прежде была п
ослом и герцогом? Как объяснишь, что она, лилией красующаяся в складках ше
лка, сносила головы с плеч и леживала с уличными девками среди тюков в трю
мах пиратских кораблей летними ночами, когда цвели тюльпаны и шмели гуде
ли над Уоппинг-оулд-стеэрс? Она и себе-то не могла объяснить, почему она та
к вздрогнула, когда рука морского капитана ей указала на утесы Британски
х островов.
Ц Артачиться и уступать, Ц бормотала она, Ц как это дивно, ловить и доби
ваться Ц как это достойно, осмыслить и понять Ц как благородно.
Ни одно из этих словосочетаний ей не казалось неуместным, и однако, по мер
е приближения меловых утесов, она все больше себя чувствовала виноватой
, обесчещенной; нецеломудренной, что в человеке, прежде ни на секунду не за
думывавшемся о подобных материях, пожалуй, и странно. Ближе, ближе надвиг
ались утесы, и вот были уже видны невооруженным глазом повиснувшие на их
полувысоте сборщики морского укропа. И пока она на них глядела насмешлив
ым эльфом, который вот-вот подберет юбки и улизнет, их заслоняла Саша Ц у
траченная, незабытая, в чьей реальности она вдруг заново убедилась, Ц Са
ша кривлялась, гримасничала и самым непочтительным жестом указывала на
утесы и сборщиков укропа; и когда матросы затянули: «Прощайте, милые испа
нки, и вспоминайте нас», слова эти печалью отозвались в сердце Орландо, и о
на подумала, что при всей обеспеченности, довольстве, покое и высоком пол
ожении, которые сулила ей эта высадка (ведь уж конечно она подцепит каког
о-нибудь принца крови и будет через него править половиной Йоркшира), есл
и ей зато придется подчиняться условностям, унижаться, кривить душой, от
рекаться от своей любви, стреноживать свои члены, поджимать губы и прику
сывать язык, лучше уж, не сходя с корабля, тотчас отправиться в обратный пу
ть, к цыганам.
Над невнятицей этих чувств, однако, вдруг поднялся некий образ, подобный
гладкому, беломраморному своду, который Ц реальность ли? химера? Ц был т
ак приманчив, что она тотчас прилепилась к нему разгоряченною мечтой, ка
к вот дрожащий рой стрекоз жадно облепляет укрывший прихотливое растен
ие стеклянный купол. Его форма необъяснимой прихотью фантазии тотчас ей
привела на память давнее, застрявшее: просторный лоб того, у Туитчетт в го
стиной, который тогда сидел, писал или, нет, скорей смотрел Ц не на нее, кон
ечно: ее-то, в нынешней оснастке, он тогда не видел; впрочем, она и мальчиком
была очень даже недурна, кто спорит, но мысль о нем, по своему обыкновению,
едва взойдя, как вставший над бурливым морем месяц, тотчас окуталась сер
ебряным наметом тишины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80