Ууламетс постарался нагрузить их сразу пятью или шестью корзинами,
которые они снесли на борт, после чего старик сложил все корзины в
середине засыпанной листьями палубы и рассказал им, как и в какой
последовательности они должны снарядить парус.
С рукой становилось все хуже и хуже, еще с тех пор как они перенесли
на лодку мачту и парус, но Петр не хотел, чтобы старик проявлял заботу о
ней. Он даже бросил в сторону Ууламетса сердитый взгляд, следуя вслед за
Сашей на нос лодки, где среди кучи спутанных веревок и канатов лежала
мачта.
- Я, конечно, не думаю, что дедушка как-то мог заколдовать ее, -
пробормотал Петр, вытягивая очередную веревку, чтобы отыскать ее конец.
- Сейчас он устал, - сказал Саша.
- Он устал! - воскликнул Петр.
- Не надо...
- Я не буду, - сказал Петр едва слышно, - уже молчу, не буду
продолжать.
- Пожалуй, я заберусь сейчас вон туда, - сказал Саша и, усевшись
верхом на пока еще лежащую мачту и удерживаясь от падения в воду, обрезал
первую из прогнивших веревок, которые удерживали лодку у причала, а затем,
тяжело дыша и обливаясь потом, вернулся назад, чтобы взять новую, пока
Ууламетс, сидя на своих корзинах, давал им очередные указания, что следует
делать дальше и как именно следует вязать узлы при оснастке.
Петр поймал себя на мысли, что с большим удовольствием завязал бы как
можно потуже узел на его шее. Может быть, именно поэтому он вязал узлы из
всех сил, прикусив до крови губу. Он уже подозревал, что с рукой будет все
хуже и хуже, и какая нагрузка теперь ляжет на Сашу кроме возни с этими
веревками.
Он очень хотел, если бы только мог позволить себе подобное желание,
сбросить Ууламетса прямо в реку, или, что он, возможно, предпочел бы,
наполнить его жилы ядом. Но он помнил, как Саша неустанно твердил ему,
чтобы он не загадывал злонамеренных желаний, но в то же самое время
полагал, что это не устранит угрозу со стороны самого Ууламетса, и тот не
оступится от своих желаний добиться того, что он был намерен получить от
Саши.
Наконец парус был укреплен, завязаны последние узлы и мачта вместе с
парусом поднялась вверх...
- Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил Саша, когда мачта наконец была
закреплена.
- Чудесно, - сквозь зубы процедил Петр, в тот момент, когда Ууламетс
велел им убрать веревки с кормы и перенести их в другое место.
Теперь оставалось привязать болтающиеся концы веревок к перекладине,
и закрепить ее наверху как можно прочнее.
- Отчаливай! - приказал им Ууламетс, который только сейчас первый раз
поднялся на ноги и проковылял на корму к рукоятке руля.
Саша тут же соскочил на причал, отвязал веревку, крепящую лодку, и в
тот же миг вновь запрыгнул на борт. Лодка сразу начала лениво дрейфовать.
Ууламетс же, стоя у руля, изо всех сил резко повернул его настолько,
насколько позволяли сделать это ограничители, и нос лодки стал медленно
разворачиваться.
В следующий момент порывистый и неустойчивый ветер неожиданно
наполнил парус, опасно накреняя старую посудину, так что Петр был вынужден
подхватить Сашу и держаться рукой за ближайшую натянутую веревку, видя
явную опасность оказаться в воде и стать добычей водяного и всяких его
многочисленных родственников.
Но лодка продолжала разворачиваться, парус повисал и снова
раздувался, иногда так сильно, что старая парусина грозила лопнуть.

Теперь лодка шла очень ровно, вздымая носом белую пену, которая
оставляла за кормой след из белых пузырей на темной поверхности воды. По
одну сторону от них тянулся лес: стена безжизненных деревьев, где
частенько попадались белые пятна там, где серая кора была содрана до самой
древесины, но нигде не было даже намека хоть на какие-то признаки жизни.
Саша сидел на носу рядом с Петром, подняв повыше ноги. Он боялся
опустить их вниз, хотя и испытывал такой соблазн; он ни чуточки не доверял
реке. Петр привалился к носовому ограждению и смотрел вперед, лишь время
от времени бросая взгляд на корму, где стоял Ууламетс со своей дочерью, но
с его места нельзя было видеть выражение их лиц, которые загораживал
парус.
Может быть, именно поэтому Петр и выбрал это место. Встретившись с
этим чрезвычайно слабым взглядом, Саша был почти уверен, что рука его
продолжала болеть, но однако Петр не признавался в этом. Он только лишь
прикрывал больную руку здоровой и старался сидеть так, чтобы все время
упираться плечом в ограждение борта, пристально всматриваясь в
проплывающий мимо них лес. Саша пытался все время думать о том, чтобы
облегчить его боль, и так увлекся этим, что даже потерял счет времени и
перестал замечать окружающее, воспринимая отражения в темной воде как
нагромождение грязи, корней и странно двигающихся теней...
Но он внезапно стал осознавать воду как огромное темное пространство
убегающее, под самый нос, где сейчас сидели они, поверхность которого
разрезала лодка, разбрасывая вместе с водой желтые листья ивы.
Тогда он резко отодвинулся от ограждения, хватая за рубашку Петра,
последовал за ним без единого слова, хватаясь левой рукой за веревку,
чтобы удержать их обоих.
Но в воде были всего-навсего сухие желтые листья и блики солнечного
света, уносящиеся прочь в вихре водоворотов. А вдоль всего берега был
виден и источник этих опавших желтых листьев: в сером тумане из веток
засохших деревьев отливали золотом покрытые листьями ивовые кусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165