И он не мог понять, почему:
то ли от расстояния, то ли от того, что сила ее начинает иссякать, то ли
здесь была какая-то другая причина. И он наблюдал за приближением ночи с
возрастающим мрачным предчувствием.
- Вешка, - еле слышно позвал он ее, - Вешка, ведь, на самом деле, ты
не хочешь бросить меня здесь...
Возможно ему не удалось сделать это так, как он мог. А возможно, ни у
кого из них никогда и не было никаких шансов с самого начала...
Однако это опять были вторичные мысли, которые следовало отбросить.
Нет, сказал он сам себе, нет, нет и нет.
С наступлением темноты должны будут вернуться и призраки. А она
намеревалась продолжать путь.
- Вешка, будь ты проклята!
Но по-прежнему было только лишь это слабое затухающее ощущение
присутствия ее где-то впереди, будто под действием волшебства она
уносилась от него, оставляя ему единственное направление - берег ручья.
Нет, в очередной раз сказал он себе. Это всего лишь еще один обман:
это или Ивешка, или Черневог пытаются обескуражить его. Но он знал так же
и то, что должен идти, идти не останавливаясь вдоль берега ручья, потому
что был уверен: у нее есть сердце, даже если оно и находится у Черневога.
- Ивешка! - закричал он, и почувствовал, каким хриплым был его голос.
- Наступает ночь! И что же ты собираешься делать? Хочешь оставить меня с
этими разбойниками?
Он застыл на мгновенье, будто не мог вспомнить, куда следует
направить свои ноги или в каком направлении они только что были
направлены.
Затем вновь пришел в себя и с большим трудом смог вспомнить, почему
находился здесь, в этом лесу, но где именно, и в каком направлении ему
следовало идти, этого он не знал.
- Вешка!
Она только что была, вон там, а теперь вновь исчезла. Он же
подумал... он подумал, что это и было то самое направление, в котором
только что шел. И тогда он пошел, время от времени посасывая тыльную
сторону ладони и раздумывая над тем, что само по себе это было угрожающим
признаком.
- Вешка, - позвал он в отчаянии. В темнеющем лесу его голос прозвучал
особенно слабо и одиноко, а боль в руке стала сильнее. - Вешка, ради Бога,
сделай хоть что-нибудь. Я не переношу змей, Вешка, я, на самом деле, не
переношу их...
Затем он почувствовал внутренний толчок, вынуждавший его остановиться
и взглянуть налево. Встав ногами на огромный выпирающий из земли корень и
ухватившись руками за согнутую ветку, он замер, с опасениями глядя на
затененную деревьями воду.
- Это ты? - спросил он.
Он чувствовал, что это было. Он вновь ощущал слева легкое
притягивающее напряжение, тогда как прямо перед собой не ощущал ничего.
- Вешка?
Она явно хотела, чтобы он спустился вниз, к самой воде.
- Разве ты не можешь, - спросил он, - хоть как-то показать мне, что
это все-таки ты?
"Иди сюда", вот все, что он почувствовал в ответ. Он нащупал свой
меч, продолжая думать о змеях, и наконец услышал, как она, хотя, скорее
всего, это вообще не было похоже на звук голоса, заговорила:
- Петр, Петр, ты должен прислушиваться к моим словам, а не к моим
желаниям. А теперь, уходи, возвращайся, уже слишком поздно... ах, Боже
мой, тебе следовало бы оставаться с моим отцом...
Она притягивала, словно диковинная редкость. Нет, говорила она, но в
тот же самый момент напряжение, исходящее от нее, постоянно повторяло: да.
И от этого ему еще сильнее хотелось увидеть ее, так что он был готов
спуститься вниз, к самому краю...
- Только... покажись мне хоть раз, - сказал он, продолжая стоять на
месте. Он вдруг почувствовал холод и слабую дрожь во всем теле, а руки и
ноги отказывались слушаться его. - Прямо оттуда, Вешка. Иначе как я поверю
тебе.
- Не смотри на меня! Уходи! Пожалуйста, прошу тебя!
Что-то было с ней неладно, и он знал, что бы это могло быть. Сейчас
он даже не представлял, что он должен был увидеть, если вообще можно было
еще хоть что-то увидеть, кроме как нечто, похожее на то, что однажды было
рядом с Ууламетсом: кости да речную траву...
- Вешка, я помогу тебе...
- Нет!
- Но послушай меня. - Дрожь усиливалась и охватывала одну ногу за
другой. - Ты направляешься к Черневогу. Туда же иду и я. Но если ты так
быстро многое забываешь, тебе не много удастся добиться. Ни твоему отцу,
ни Саше. Зато у меня есть вот это... - Он дотронулся до своего меча.
- Он не поможет!
- Все окажется бесполезным, если не пытаться им воспользоваться.
Сейчас я спущусь вниз. Тебя устраивает это?
Ответа он не услышал. Дрожь иногда прерывалась, затем вновь
возникала.
- Вешка?
- Я должна умереть. Я должна умереть. Я наверняка постараюсь умереть,
Петр, если не смогу чего-нибудь добиться! Не приближайся ко мне!
- Тебе лучше следовало бы прийти в себя, - сказал он, пытаясь подойти
к берегу. Он по-прежнему держался рукой за ветку, чтобы сохранить
равновесие, когда вглядывался вниз, в окаймленную камышом воду.
Легкий туман стелился над поверхностью ручья, такой легкий и слабый,
что кружился в устремленном вверх, похожем на водоворот, вихре, состоящем
из множества прозрачных нитей, которые сплетались между собой в очертания
Ивешки, которая, будто желая остановить его, поднимала вверх прозрачные
нити рук, тянущиеся в его сторону и тающие в прозрачном воздухе. Ему
казалось, что все его существо, часть за частью, точно так же устремляется
к ней, и больше всего на свете ему хотелось приблизиться к ней хотя бы еще
на один шаг.
- Тебе не справиться ним, - сказал он, - без меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165