- Вьюн наш друг! Он разрешил нам находиться здесь!
- Разреши-и-и-л, - словно треснувшая ветка сказал третий леший.
- Убить его, - сказал первый. - Лучше умереть, чем кормить вот это
созданье. - Он протянул суковатую руку и ухватил ею Петра. Ивешка
закричала. Петр вздрогнул от боли и попытался высвободиться, но все новые
и новые сучки вцеплялись в него, пока это ужасное покрытое мхом страшилище
крутило и вертело ему руки, уставившись на него одним затянутым паутиной
глазом. - Клянусь, я переломаю ему кости, перетру их и выброшу вон...
- Отпусти его! - закричала Ивешка. - Пожалуйста, отпусти его! Ведь
все это сделала я, а не он.
- Но мой лес мертв! - сказал первый леший, скосив на нее свой глаз. -
А где мне еще искать виновного? Давайте его мне!
Сучки сжались с новой силой.
- Нет, нет, подождите, - сказал Петр, пытаясь успокоить бьющееся
сердце. Сейчас вся надежда была на его сообразительность. - Подождите!
Здесь где-то есть леший по имени Вьюн... Боже мой, но это же очень больно,
черт побери!
- Помягче, - сказал второй, и занавес из сучков, покрывавший его с
другой стороны, чуть сдвинулся, в то время как первый продолжал висеть над
ним. - Мисай, помягче.
- Помягче с этим выродком? - сказал первый леший, но тем не менее его
объятия чуть ослабли, а сучки даже раздвинулись, так что Петр мог свободно
лежать, подумывая о том, что если у них и был единственный шанс сбежать
отсюда, так это в том случае, если Ивешка пожелает этого, истратив для
этого все, что у нее еще осталось. Леший толкнул его в грудь, прошелся по
нему еще раз тонкими пальцами-ветками, и остановил свои подрагивающие
пальцы между своими безумными глазами и его лицом. Они продолжали
покачиваться, а большие глаза моргали. - Вьюн, говоришь? Вьюн
самонадеянный выскочка, Вьюн сумасшедший...
- Мы не собирались разорять ваш лес, - сказал Петр, - мы пришли сюда
только затем, чтобы забрать кое-что, принадлежащее ей, у колдуна, который
украл это.
- У Черневога, - мрачно сказал леший. - Это как раз то, о чем говорил
Вьюн.
- Вы говорили с ним...
- Я и сейчас говорю с ним, мы всегда говорим с ним, маленький глухой
человек, так, как всегда разговаривают деревья, разве ты не слышишь?
Но ничего не было слышно, кроме шелеста листьев. В установившейся
тишине Петр старался совсем не двигаться, а лишь подрагивал от напряжения.
- Тебе нужен Черневог, - сказал леший. - Звучит весьма тщеславно. А
знаешь ли ты его?
- Она знает его, - сказал Петр, а Ивешка обвила свои холодные мягкие
руки вокруг его шеи, откинула его волосы и поцеловала его в висок.
- Я знаю его, - сказала она, обращаясь к лешим. - А Петр просто
большой дурак. Пожалуйста, подержите его здесь еще.
- Нет! - возразил он. - Только не это!
- Вьюн тоже не советовал, - сказал один из леших. А чешуйчатый Мисай
принялся было опять за свое:
- Я никогда не чувствовал жалости к человеку...
В этот момент что-то залаяло на них, где-то далеко внизу. И тут же
послышалось шипенье. Петр слегка повернул свою голову, чтобы взглянуть
вниз, на землю, и испугался, увидев, как далеко она была.
- Дворовик, - сказал кто-то из леших. - Кто бы мог подумать?
- Малыш? - спросил Петр, чтобы убедиться, и почувствовал, как ослабли
удерживающие его сучки.
Когда же он сообразил, на какой высоте находился, то в панике
вцепился в суковатые пальцы лешего обеими руками.
Мисай издал громкий звук, что могло означать все что угодно, даже
гнев, ухватил его обеими руками и сказал, приблизив к нему свое лицо:
- Ну, будь здоров. Однако наша помощь распространяется только до си.
Если бы наша сила была достаточной, чтобы достать и до его леса, Черневог
не прожил бы и часа.
- Он не прожил бы, - сказал другой. - Но там, где он сейчас, туда не
доходит наша сила. Мы позаботимся о тебе, насколько это возможно. Мы
одолжим тебе нашей силы, но только, боюсь, она быстро иссякнет.
- Вьюн говорит, - сказал Мисай, - чтобы тебя проводили к Черневогу.

30
Саша окончательно потерял всякую уверенность. В его сердце жила лишь
последняя хрупкая надежда, и он продолжал бороться за нее с шепчущими со
всех сторон призраками.
- Слишком поздно, слишком поздно, - повторял один.
А остальные подхватывали чуть ли не хором:
- Откажись, брось. Они уже давно умерли. Скоро будешь мертв и ты...
Он замерзал от ледяных прикосновений прозрачных невесомых рук и
безнадежно старался отыскать в себе силы, чтобы держаться.
Он напрягал волю, желая знать, что случилось с Малышом. Он в равной
мере желал, чтобы ему удалось найти хоть какой-нибудь знак, что Петр и
Ивешка были здесь, в этой чаще, но боялся потерпеть неудачу с обоими
желаниями, потому что продолжал видеть Петра точно в таком же положении,
как уже однажды нашел его в лесной луже в объятиях девушки, которая, на
самом деле, была всего лишь облаком из дождевых капель и тумана. А еще
хуже была та ночь на берегу реки, когда они в первый раз увидели Ивешку, а
Петр бледный и холодный, лежал в кустах...
На это же раз... на этот раз дело было почти безнадежно.
По крайней мере у Ивешки, это была его самая отвратительная мысль,
должно было бы хватить сил, чтобы вернуться к ним. Он не мог, говоря по
совести, ненавидеть ее, если дело было только в этом, и поэтому надеялся,
что и она могла быть терпимой к нему. Но он вспомнил, что оставаясь без
сердца можно ясно и отчетливо думать головой, заставляя других поступать
по твоей воле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165