немного холодной воды на его лицо, сердитый взгляд да
поспешное бегство, вот и все, что она пыталась сделать. Оглядываясь назад,
он мог теперь отнести все эти поступки за счет безысходности ее положения,
а не какого-то мстительного преследования его: она изо всех сил пыталась
поговорить хоть с кем-то, но так ни разу и не смогла произнести ни звука.
Она пыталась сделать это и там, около ивы, которая и была ее деревом...
И вновь он оказался в пещере, как наяву ощущая всю зловредность,
окружающую его. Он слышал, как водяной приговаривал: "Лучшую тройку из
пяти." При этом почему-то голос водяного напоминал ему голос его
собственного отца, который он считал наименее пророческим, нежели тот
факт, что он вообще вспомнил о нем в этот вечер с необычной отчетливостью.
Затем его мысли вновь вернулись к огню, в отблесках которого он снова
увидел Ивешку: мысли так ни разу и не остановились, а продолжали свой
бесконечный хоровод, и он совершенно искренне хотел, чтобы они оставили
его и дали хоть ненадолго уснуть. Но как только он закрывал глаза, то все
более и более мрачные картины начинали выплывать перед ним, и тогда он
решил, что лучше некоторое время он вообще не будет спать. Казалось, что
за эти несколько дней с ним случилось столько невероятного, что нельзя
было и помышлять о какой-либо безопасности: его голова напоминала кипящий
котел, где бурлили самые противоположные представления о происходящем,
которые отказывались уживаться вместе, и он часто ловил себя на том, что
затрудняется отличить вымысел от реальности.
Сегодняшней ночью, когда рядом, около очага мирно спала давным-давно
умершая девушка, а его собственное тело все еще испытывало боль от объятий
водяного, он неожиданно с полной определенностью ощутил, что не в
состоянии больше управлять собственной жизнью, и это обстоятельство очень
расстроило его.
Он, разумеется, он мог уйти отсюда, мог уйти хоть завтрашним утром,
вместе с Сашей, и никто не сможет остановить их, а два-три дня спустя он
будет способен вновь удивляться, если вдруг увидит русалку или домового,
или вступит в борьбу с водяным.
Но по ночам... Он был напуган тем, что весь остаток жизни по ночам
его будут преследовать кошмарные сны, наполненные непостижимыми для его
разума вещами. Его самоуверенность и храбрость были самыми ценными
качествами, которые он получил от жизни, и поэтому Петр Кочевиков всегда
мог сделать попытку там, где любой другой проявил бы нерешительность. Для
человека, который знал лишь науку об удаче, доставшуюся ему в наследство
от отца, сам факт существования чего-то неизвестного и невероятного,
возникающего почти в каждой жизненной ситуации, было ужасным откровением.
Кто-то мог или слепо не принимать эти обстоятельства в расчет, так
чаще всего поступали дураки, или же со знанием дела постараться
разобраться в них, если это не требовало больших затрат времени.
Конечно, он мог уйти из этих лесов. И он вполне мог обойтись тем, что
годами мог приглядываться к многочисленным женщинам в Киеве и даже не
пытаться сравнивать их с неземной красотой Ивешки. И если сложить его
таланты, унаследованные от родителя, с сашиными весьма странными
способностями, то, как он и рассчитал, они вдвоем могли бы организовать
себе вполне беспечную жизнь в том мире, где их окружали обычные люди и
обычные заботы.
Но теперь он всегда будет знать, что есть и другие правила, и в один
прекрасный момент они могут вторгнуться в его жизнь и нарушить то
равновесие, которое он так хорошо просчитал.
Такая возможность может подстерегать его где угодно, даже в Киеве,
особенно пока рядом с ним будет находиться Саша Мисаров. Такое могло
произойти даже в Воджводе, и если с ним ничего подобного не случилось там,
так это лишь благодаря случайности. А ведь любой из местных колдунов
вполне мог...
Нет, нет. Он не хотел даже думать об этом. Никакого колдовства в
смерти Юришева не могло быть, и ничто, кроме собственной глупости, не
вовлекло его в эту историю.
Если только... Если только Саша, конюх из "Петушка", имел очень
жгучее желание избежать своей участи, или найти друга, или проверить
собственные возможности...
Или он мог однажды пожелать, чтобы настоящий колдун в один прекрасный
день взялся учить его, как управлять таким смертоносным даром...
Кто знает? Бог мой, может быть, и сам Ууламетс страстно желал...
желал, чтобы кто-то, похожий на Сашу, помогал ему. Кто вообще мог говорить
о какой-либо безопасности в этом мире, где любой колдун мог одним
движением пальца уничтожить любое равновесие через время и через
расстоянье?
Поэтому он хотел, черт возьми, понять, во что был вовлечен, прежде
чем покинет это место, чтобы с полной ясностью представить себе, должен ли
он в любом случае покинуть его или же у него есть свобода выбора: уйти или
остаться.
На утро Ивешка проснулась раньше всех: Саша услышал постукивание
ложки, а когда поднял голову, то увидел, что она что-то смешивает в
большом котле. Петр, тихо лежащий рядом с ним, все еще спал, и Ивешка
улыбнулась и руками показала Саше, что он может лечь и спать еще.
Ему, и на самом деле, не хотелось говорить с ней, пока другие все еще
спали, во всяком случае это прежде всего касалось Ууламетса. Он посчитал,
что будет гораздо безопаснее, если он воспользуется всеми преимуществами,
которые предоставляет сон, и немедленно нырнул под одеяло, поскорее
укрыться от утренней прохлады, и закрыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165