..
Теперь Саша хотел отбросить воспоминания. Его мысли напугали бы даже
дядю Федора, который вряд ли мог подумать о таком: желание причинить
кому-то вред, желание убедить кого-то в том, что он неудачник и никчемный
человек, и последнее, вытекающее отсюда желание - умереть...
- Это хуже любого битья, малый, - пробормотал Ууламетс, пока они
пробирались через подлесок. - Тебе бы пожить у старухи Маленки.
Сумасшедшая и злая, как сама зима. - Ууламетс задумался об Ивешке, и о
том, как он ошибся в ней: он, на самом деле, хотел выучить ее как обычного
ребенка. Но в этом и была его ошибка: дочь оказалась такой же своевольной,
как Драга.
Даже его желание вернуть ее казалось ему чрезмерно опасным...
Потому что этот проклятый парень, подчиняющийся в своих поступках по
большей части лишь сердцу, был готов уничтожить их обоих, вопреки всем
полученным советам.
- Прекрати это, - сказал Ууламетс, - дурак! - и повернулся к нему с
единственным намерением дать ему еще один урок...
Получив заслуженную награду, Саша подумал, о том, что Ууламетс
почему-то не ударил его в лицо, а вместо этого схватил его за воротник,
собираясь, видимо, побить его так, как это делал его учитель, для его
собственной и всего окружающего пользы, пока он не научится понимать
разницу между вещами и перестанет быть порхающим верхоглядом...
Но ведь я не такой, продолжал размышлять Саша, вспоминая время,
проведенное рядом с Федором Мисаровым, который не задумывался ни над чем и
в половину того, чем приходилось это Саше...
То, что Ууламетс ударил его, на самом деле, имело множество причин,
которых не понимал и сам старик, за исключением, может быть, того, что это
было временное наваждение, которое и заставило его выйти из себя: Ууламетс
не хотел, чтобы люди с симпатией относились к нему или ожидали от него
чего-то такого, что колдун по доброй воле не мог быть должен никому, ни
своей дочери, ни ученику, и разумеется никак ни такому легкомысленному
негодяю, каким был Петр Кочевиков...
- Который, к тому же, вероятно уже мертв, черт бы тебя побрал, -
пробормотал Ууламетс. - Тебе бы лучше взяться за ум, да считать его
мертвым, поскольку он, как-никак, твоя слабость, малый. Ведь ты порой
уклоняешься от принятия решений потому, что ты слишком мягок и слишком
слаб, и единственная радость, которую ты можешь доставить мне за
оставшееся время нашего путешествия, малый, будет заключаться в том, чтобы
ты наблюдал за окружающим нас лесом, смотрел на листья, думал об этих
листьях и ни о чем другом кроме этих листьев, ты слышишь меня? Иначе, если
твой друг все-таки жив, ты уничтожишь самую последнюю нашу возможность
сделать хоть что-нибудь полезное.
- Да, господин, - смиренно сказал Саша, очень хорошо понимая, что
именно говорил старик, основываясь на собственном опыте: отбрось сомненья,
перестань играть словами, не держись за прошлое. Поэтому он пытался
заставить себя думать о деревьях, о листьях, о шуме ветра: иногда и в этих
случаях Ууламетс с раздражением возвращал его назад, он думал о том, что
окружавшие их призраки вновь исчезли, и что бы их отсутствие могло
значить.
- Смотри-ка, обратил внимание! - сказал Ууламетс, дергая его из всех
сил за руку. - Вертопрах, думай ни о чем.
Он понял, он извинился, он ринулся вместе с Ууламетсом в это ничто, а
после этого и в никуда, в то время как вокруг них сгустился мрак, в
воздухе похолодало, и дождь с легким стуком забарабанил по листьям.
- Не помышляй, чтобы он прекратился, - сказал учитель Ууламетс. Будь
терпелив и старайся не шуметь.
Так они шли, стараясь не потерять след друг друга, приходя в восторг
то от каждой водяной капли, то от хитрого жемчужного узора водяных брызг
на свежем листе или на ветке, от всего что попадалось им на глаза, или
отражалось в мыслях. Они по-прежнему были здесь, но их желания были ничто,
и благодаря этому в лесу стояла абсолютная тишина.
Но тем не менее, по мере того как они шли, лес менялся перед ними.
Миновав заросли кустов, они оказались среди мертвого участка, где деревья
были мертвы так давно, что их голые, лишенные коры ветки побелели, а на
стволах кое-где следы коры еще виднелись.
Стараясь быть как можно более безотносительным, Саша подумал, что
получив однажды такой дар, он мог бы вернуться домой, к обычным людям,
чтобы защитить их. Ничего не желать, ничего не хотеть, только ждать,
наблюдать и позволять этому свершаться.
Мертвые деревья следовали один за одним, и было очевидно, что этот
лес был не просто мертвым, но был мертвым на большом протяжении времени.
Теперь их путеводный ручей бежал меж берегов, покрытых бесплодной землей,
совершенно безжизненных, не было видно не только мха или старых листьев,
но даже лишайников на деревьях. Мертвая земля, безжизненная пыль, которую
дождь превращал в обычную грязь...
Старик Ууламетс надеялся, что дорога известна ему, и поэтому Саша не
задавал ему вопросов, только ему хотелось знать, как это старик мог
запомнить ее... И он припомнил, что много лет назад еще действовал
перевоз, а где-то здесь в лесу был дом Маленки, которая и была учителем
Ууламетса...
Ее дом стоял здесь, около старой дороги, подумал он, вспоминая каким
могло быть то время, когда здесь шла торговля и было много пришлого
люда...
Но тут же отбросил эти мысли, почувствовав предупреждающий гнев
Ууламетса, потому что даже подобные мысли были опасны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165