Но он не читал ее и не ничего не
записывал, а только держал ее в руках, остановив неподвижный взор на
окружающем лесе, как будто лес скрывал от него все ответы, которые он
хотел получить.
Саша поклонился и слегка кашлянул, когда оказалось, что старик
Ууламетс не замечает его.
- Мы позаботились обо всем, и Петр считает, что мы можем отправиться
назад, к лодке, и там обдумать наши дальнейшие действия. Я же не думаю,
что мы действительно сможем сделать это, но, может быть, вы знаете...
Старик даже не взглянул на него.
- Ведь мы не имели ни малейшего представления о том, куда вы ушли, -
сказал Саша. - Это Ивешка привела нас. Мы даже повстречались с лешим, и он
помог нам.
Но не последовало даже малейшего намека на интерес.
- Он одолжил ей силы, которых было вполне достаточно, чтобы добраться
сюда, - продолжал Саша. - Но он сказал, что она не должна забирать больше
ничего из его леса. Ему очень не понравилось там наше присутствие.
Продолжать и дальше без видимой реакции со стороны Ууламетса было как
безрассудно, так и просто бесполезно. Саша был уверен, что колдун с такими
талантами, какими обладал старик, должен знать многое о том, что произошло
здесь, без рассказа какого-то мальчика, который может сообщить лишь
несущественные подробности. И может быть, именно поэтому Саша почувствовал
страх перед стариком, гораздо больший, чем он когда либо испытывал, и
неожиданно подумал об источнике этого страха.
Она кое-что оставила мне, сказал он Петру, когда тот пытался очень
осторожно расспросить его о том, не причинила ли она ему какого вреда.
Она научила меня кое-чему, подумал он теперь. И ему казалось, что он
знает, почему она сделала это. Я до сих пор помню, рассуждал он про себя,
насколько отчетливо я мог думать об одном и как был слеп по отношению к
другому... и, кажется, знаю, почему.
Я знаю, что такое испуганный человек. Это чувство должно быть в корне
отлично от других, по крайней мере когда касается самого себя.
Я мог беспокоиться за Петра... Я знал, что он мой друг: я бы даже не
захотел вновь войти в этот мир без него, потому что лишь одного осознания,
как он важен для меня, бывало достаточно, чтобы я продолжал правильно
действовать в самых опасных ситуациях.
А Петр, продолжал рассуждать Саша, сказал бы, не будь дураком, малый.
Но под этим подразумевал бы: не давай в обиду себя, но не обижай и других.
Потому что он никогда не был таким, как его друзья: он никогда бы
намеренно не разбил маслобойку у тетки Иленки, особенно если бы знал, что
она принадлежала еще ее бабушке.
Он сказал, что очень сожалел бы, если бы знал об этом, и ему можно
было верить, потому что он редко задумывался над тем, что делает, но
никогда не желал ничьей смерти. Но он был продувной бестией в отношении
людей, и это было и хорошо, и плохо...
И вот если колдун не имеет около себя подобного человека, и если он
запрятал свое сердце куда-то далеко-далеко и теперь не может чувствовать
правды, не может чувствовать намерений того, кто хочет предостеречь его от
глупости, так что же он хочет?
Старый Ууламетс перестал слушать окружающих много лет назад, так
казалось ему и так считала даже Ивешка.
Так он простоял еще некоторое время все на том же месте и наконец
кашлянул еще раз.
- Извините меня, господин. Если вы думаете, что я оправдываюсь, и
считаете, что не должны выслушивать это, то я хочу вам сказать, что мы
собираемся приготовить обед, и если у вас нет никаких мыслей на счет того,
что мы должны делать после этого, то мы соберем вещи и тронемся в обратный
путь, к лодке, а там увидим, удастся ли нам справиться с ней на этот раз.
И только тогда Ууламетс сказал:
- Маловероятно.
- Что вы имеете в виду?
- Уйти отсюда, - сказал Ууламетс.
Саша глубоко вздохнул, сжал кулаки и признался самому себе, что
видимо старик все слышал и принимал во внимание все, что здесь говорилось,
даже если при этом и не подавал признаков.
Ивешка вряд ли могла так думать. Она была очень раздражена. Он
чувствовал это и очень хотел, чтобы она на время перестала навязывать им
свою волю...
- Пожалуйста, - громко сказал он, когда отошел от старика, оставив
его в покое. - И Петр, и я очень устали. Пожалуйста, не сейчас.
Он скорее почувствовал, как задрожал воздух, нетерпеливо, страшно,
яростно. Ярость постоянно сопровождала ее. Она была теперь намного слабее,
и поэтому ее хватало только на это...
...Я не могу смириться со смертью, настойчиво твердила она,
охваченная ужасом, заставляя его воспринять эту мысль, а за ней и все
остальные, которые продолжали врываться в его сознание...
Убийство, ярость и обида... наполняли это полубезумное, бесплодное и
полуживое существо, доведенное до полусмерти сумасбродной волей
собственного отца, пожелавшего, чтобы она стала другой, нежели была...
что, в итоге, и убило ее. Всю свою жизнь она боролась за то, чтобы быть
просто Ивешкой, в то время как ее отец постоянно пытался заставить Ивешку
быть чем-то еще... а она хотела лишь одного: прекратить, прекратить,
прекратить это... она хотела, чтобы он умер...
- Замолчи! - пронзительно крикнул он в ее сторону, и, казалось, даже
лес вздрогнул от этого звука, а Ууламетс и Петр, оба в испуге взглянули на
него, когда он стоял посреди поляны со сжатыми кулаками. - Замолчи, я уже
однажды сделал то же самое, чего хочешь и ты: я убил и мать и отца, но ты
не понимаешь, о чем ты говоришь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165