Я знаю, что это такое, а потому -
замолчи!
И пока Ууламетс, потрясенный, все еще смотрел на него, пока он
приковывал к себе внимание и старика и Петра, он выплеснул наружу все
остальное, что по ее воле накипело в нем, что он едва ли смог припомнить,
когда улеглось волненье...
- Ты, - сказал он, указывая на Ууламетса и желая изо всех сил
привлечь его внимание, точно так же как желала Ивешка чтобы, все что он
скажет, дошло до Ууламетса, - ты прогнал свою дочь, ты изо дня в день
желал только одного: сделать ее точно такой, как хотелось тебе...
- Это не так, - сказал Ууламетс. - Это не так. Я предоставил ей все
возможности...
- Только до тех пор, пока ты считал, что она права. А что, если она
только захотела бы...
- Разве Кави Черневог был прав? - Ууламетс поднялся с земли, ветер
растрепал его волосы, глаза были широко открыты, и повернулся к Ивешке. -
Разве твое желание заключалось лишь в том, чтобы добраться сюда, девочка?
Разве это было столь благоразумно?
Ивешка сникла и отступила.
- Молодые, - продолжал Ууламетс, - имеют столь необузданные желания,
и у них еще так мало мозгов, чтобы допустить хоть тень сомнения в своих
поступках...
- А некоторые старики, - заметил Петр, сидя на старом пне, -
чертовски самоуверенны и заняты лишь сами собой. - Ууламетс обернулся в
его сторону, а Петр продолжал: - Ну, попробуй, преврати меня в жабу.
Почему бы тебе не сделать этого? - Старик был так зол, что Саша напрягал
всю свою волю, чтобы Ууламетс не выполнил этого предложения, а Петр
продолжал без оглядки: - Потому что ты не способен сделать как следует ни
того, ни другого, дедушка, иначе наша лодка не села бы на песок, а нам не
пришлось бы целыми днями разыскивать тебя под дождем и месить грязь в этом
лесу, чтобы спасать тебя от твоей же чертовой глупости!.. А ты... -
добавил он и бросил взгляд на Ивешку...
Ворон каркнул со своего насеста и внезапно сорвался вниз, едва не
задевая лицо Петра. Тот вскинул вверх руки, а Саша разразился яростным
желанием, чтобы птица улетела прочь, но быстрее, чем он успел подумать об
этом, ворон взмыл к небу, а из царапины на запястье у Петра закапала
кровь.
В тот же момент Малыш увеличился в размерах и стал более злобным,
начал рычать и шипеть, ощетинившись со спины и глядя вверх, но, как
оказалось, он сердился не на Петра, а на ворона.
Ууламетс тоже взглянул в небо и нахмурился, когда увидел, что ворон
вернулся на свое место на макушке дерева.
А Саша продолжил:
- Ты запомнил, что я сказал тебе, учитель Ууламетс? Я же запомню все,
что сказал ты. И я больше не нуждаюсь в тебе, как нуждался раньше.
Ууламетс повернулся к нему, с диким выражением в глазах, с дрожащим
пальцем, направленным в его сторону.
- Вот теперь я вижу перед собой дурака! Ты больше не нуждаешься во
мне? Ты собираешься выбраться отсюда, отправиться путешествовать в Киев,
ты, твой приятель и моя дочь, и вы хотите на тамошних улицах обрести свою
удачу. Конечно, ты хочешь этого!.. Дурак! Но ты не сможешь освободить его
от нее, так же как не сможешь освободить его от самого себя, в чем и
заключается трудность положения! Для колдуна не существует ни семьи, ни
друзей, для него не существует и дочери. Пусть моя жизнь послужит тебе
уроком! Я воспитал ребенка-колдуна, я позволил ей расти так, как растет
сорная трава, не желая ничего, кроме ее безопасности и ее здравого ума, а
это, как оказалось, было пренебрежение своим отцовским долгом. Когда она
выросла и обрела собственный рассудок, а вместе с ним и собственные
желания, она не хотела посвящать в них меня. Разумеется, между нами бывали
разговоры, малый, о, конечно, мы спорили и о мудрости, и о воздержании, и
о последствиях, те самые уроки, которые ты, видимо, получил прирожденным
умом, а мой собственный отпрыск, к сожалению, потерпел неудачу от моих
уроков, потому что моя дочь более всего стремилась быть сорной травой, и
как сорная трава прорастает где попало, так и она искала свой собственный
путь и получала все, что хотела, к чему я не разрешал ей прикасаться! Моя
дочь росла подобно дураку, малый, отвергая все, чему я пытался научить ее,
потому что, разумеется, я хотел ее научить, и хотел, чтобы она
использовала здравую логику...
- Твою здравую логику! - воскликнула Ивешка, вникая в разговор. - А
что ты скажешь о моей?
- Ах, разумеется! Да разве может быть моя или твоя здравая логика?
Есть только одна здравая логика, дочка, и если я обладаю ею, а ты нет, то
ты должна как следует слушать и делать то, что тебе говорят!
- А что, если именно ты ошибаешься? Ведь Петр прав! Ты сделал все не
самым лучшим образом, папа! Ты не захотел слушать меня, ты не захотел
вернуть меня назад, а вместо меня извлек вот это, уложив даже на мою
кровать, и вел себя так, как никогда не обращался со мной, потому что "я"
никогда не была намерена терпеть твой вздор...
- Кто-то надеется, что его дочь вырастет! Кто-то надеется, что его
дочь чему-то научиться за все эти годы!
- Всем замолчать! - закричал Петр и затем уже спокойно, не вставая со
своего места, где он сидел, опершись локтями о колени, сказал: - Разве не
приходит никому в голову, что, может быть, нечто просто хочет, чтобы мы
вели себя как дураки, точно так же, как это нечто хотело, чтобы порвался
парус, и, может быть, на самом деле, не так уж трудно выбраться отсюда,
если знаешь, что это нечто тоже движется.
В этом действительно был некоторый смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165