Он тут же почувствовал, как Ивешка слегка отступила. Если бы желания
Петра могли иметь силу, то Саша надеялся, что сумел бы почувствовать и его
отступление.
Но Петр вместо этого встряхнул его.
- Саша? - произнес он и вновь тряхнул его, словно хотел убедиться, с
кем он говорит. И это причиняло нестерпимую боль. - Саша, черт тебя
побери!
- Я нисколько не изменился, - ответил ему Саша, доведенный до
отчаяния. - Я по-прежнему такой же, Петр.
- Если он все еще не умер, так я убью его! - Петр в сердцах стукнул
рукой по колену и только потом, обезумевший, взглянул на Ивешку. - Боже
мой...
- Я знаю его, и ты ничего не должен объяснять мне, - очень тихо
сказала Ивешка. Она встала, и некоторое время стояла, обхватив себя
руками, затем повернулась и хмуро взглянула на них, особенно на него, как
если бы она была не уверена, что перед ней был именно Петр.
- Он... умер, - сказал Саша. - А я лишь помню то, что было. Отдельные
кусочки. И не могу вспомнить все сразу.
Возможно, именно это убедило и успокоило их. Он всем сердцем надеялся
на это. Петр обнял его рукой, но было ясно что он лишь притворялся, а, на
самом деле, уже опять уносился от них...
Петр крепко прижал его к себе, когда сам воздух, казалось, стал
напряженным и колеблющимся, будто переполненный энергией, хотя не было
никаких признаков грозы...
- Петр! - окликнула его Ивешка. - Петр, что надвигается оттуда...
Саша пытался привести в чувство свои глаза, пытался встать, и это ему
удалось лишь со второй попытки, а Петр, тем временем, отыскивал свой меч.
Теперь был слышен отчетливый звук, напоминающий шелест листьев, который
надвигался на них со всех сторон, и неожиданно дым стал плотным кольцом
окружать их, сокращая до предела видимость.
- Это лешие, - прошептал Саша и тут же припомнил: - Ууламетс и к ним
обращал свои желания...
Тогда Петр, к сашиному испугу, обратился, как обращается хозяин к
соседу:
- Мисай? Это ты?

Если обычный человек может как-то ощутить присутствие рядом с ним
волшебного мира, так прежде всего это будет добрая воля населяющих его
созданий, так ужасно представленных в бабушкиных сказках, особенно когда
они пытаются пугать ими маленьких детей.
Но сильный, полубезумный старый Мисай нежно прижал Петра к своему
чешуйчатому сердцу, приговаривая:
- Это ты? Ты ли это? Живой!
И сразу после этих приветствий столько новых сил влилось в Петра, что
он почувствовал себя ужасно сонным, свободным от боли и свободным от
тревог.
- Отпусти его! - сказал Саша.
Но Петр глядел вниз, на обеспокоенного Сашу, и, слава Богу, все еще
удерживал в руке свой меч. Он часто моргал, чувствуя как на него
накатывается сон, но продолжал говорить:
- Сейчас все в полном порядке. Они пришли сюда, чтобы помочь нам.
- Чтобы дать жизнь и здоровье, - прогремел над лесом похожий на
грохот голос Мисая, который осторожно дотрагивался до него подрагивающими
пальцами. - Будь здоров и невредим. Оставь колдуна нам.
- Оставить вам Черневога? - спросил, словно почувствовав присутствие
рассудка, встревоженный Петр. Он не мог и помыслить, чтобы оставить им
Сашу или Ивешку, но чувствовал, как темнота, которая охватывала и манила
его, становится все плотнее и плотнее.
- Мы вполне сможем справиться с Черневогом, - сказал Мисай. -
Например, можем переломать ему кости...
Тут в разговор вступил другой леший.
- Мы можем так крепко спеленать его, что он не сможет принести никому
никакого вреда. Мы можем сделать его сон еще глубже. Вот эта работа как
раз для леших.
- Пересаживать, - сказал третий.
- Выращивать, - сказал четвертый.
- Лес должен возродиться здесь, - сказал Мисай.
- Ивешка? - позвал Петр, ощущая нарастающую тяжесть. - Саша?
Ему подумалось, что они ответили ему, подумалось, что они сказали,
будто с ними все хорошо. И он надеялся на это. Его ощущения были столь
неустойчивы и доведены до полного отчаяния последними событиями, что он
вполне отваживался верить в это.
- Набирайся сил, - шептал леший, наклоняясь поближе к нему, шелестя
молодыми душистыми листьями.
- Это жизнь, - сказал другой, а следующий добавил, глубоким
раскатистым голосом: - После огня здесь упадут семена.
А затем шорохи листьев и мягкое покачивание подсказали им, что они
движутся, и притом очень быстро.
- Мы движемся к реке, - будто во сне долетели до него слова старого
Мисая, - мы несем тебя домой. Так велел нам Вьюн.

Саша проснулся от толчка, ощущая под собой нагретые солнцем доски,
прислушиваясь к легким всплескам воды вокруг и мягкому потрескиванию и
покачиванию лодки. Петр и Ивешка все еще спали здесь же рядом с ним, среди
явно чужих корзин и узлов. В их волосах еще оставались многочисленные
сучки и листья, их одежда была все та же, которую он запомнил, находясь у
костра около горящего дома. Все произошедшее напоминало ему ужасный сон, в
самом конце которого Петр и Ивешка исчезли где-то вверху, поднятые туда
грудой сучков.
Но он не мог никак объяснить себе то, что видел сейчас: и
многочисленные корзины, и Петра, и Ивешку, целых и невредимых, сучки,
одежду...
Ведь если бы он начал припоминать правду, то оказалось бы, что
Ууламетс должен быть мертв, Ивешка должна быть жива, что и было, на самом
деле, а Черневог...
Тут он вспомнил про леших. Он наконец-то припомнил их освобождение.
Он лежал под теплым солнцем, уверяя самого себя, что его друзья спасены, и
старался по отдельным кусочкам восстановить в своей памяти все, что было
этим утром, что казалось ему сейчас таким туманным и таким далеким, словно
между ним и тем местом, в самой глубине лесной чащи, повисла густая
пелена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165