Казалось, что прошел лишь один миг, когда он вновь проснулся, ощутив
запах печеного теста: сквозь ножки стола и лавки он видел, что над
раскаленными углями возвышался трехногий таган, на котором стояла
сковорода. Ивешка переворачивала пирожки, разговаривая в то же время с
отцом, который в этот момент встал и уже одевался, сокрушаясь на ту тему,
что она, определенно, потеряла вкус настоящей еды.
Этот разговор направил сашины мысли в направлении того, каким образом
русалки поддерживают себя, или какой мог быть аппетит именно у той,
которая была сейчас перед ним.
Но он решил, что не стоит прикидываться спящим, поднялся, и начал
будить Петра.
- А вот и наши лежебоки, - достаточно весело приветствовал их
Ууламетс, хотя Петр и пробормотал едва слышно себе под нос, что он должен
был бы поваляться и еще, после того как вчера тащил старика домой на себе.
- Это наши молодые друзья, - сказал Ууламетс и, взяв свою дочь за
руку, представил всех друг другу, стараясь называть полными именами. Такое
внимание ввело в смущение Сашу: на его памяти еще ни разу никто никому не
представлял его, хотя, почти каждый, кто заходил в "Петушок", разумеется
знал его. Никого никогда не интересовало, что конюх тоже может иметь имя.
Он едва соображал, что следует ему делать в этой необычной для него
ситуации, и все, на что он оказался способен, это поднять глаза на девушку
и залиться краской. Он чувствовал, как пылает его лицо, и не имел никаких
сомнений относительно его цвета. Петр же, в свою очередь, изящно
поклонился и сказал, что никогда еще не видел такой красоты, даже среди
знаменитых красавиц Воджвод.
Ивешка была явно польщена его словами, она даже зарумянилась в свою
очередь, но тут же всплеснула руками, вспомнив про пирожки, быстро
подхватила сковороду с огня и выложила их на приготовленное блюдо.
- Они не подгорели, - сказала она с легким вздохом облегчения. - А
теперь скорее, скорее всем умываться, а я буду готовить чай.

Это были чудесные пирожки, гораздо вкуснее, чем пекла тетка Иленка,
подумал Саша. На каждого приходилось по два, с начинкой из сушеных
кисловатых ягод, которых он так и не нашел в многочисленных кувшинах,
хранившихся в подвале у Ууламетса, и вскоре на столе уже не осталось ни
крошки. Ууламетс заметил, что такие же пирожки бывало пекла мать Ивешки, и
девушка улыбнулась, положив ладонь на руку отца, который сидел рядом с
ней.
Ууламетс выглядел очень усталым и исхудавшим за последние два дня, но
в то же время было заметно, что он меняется к лучшему, отбрасывая всю
горечь и раздражение, которые скопились в нем, и вспоминая, что теперь с
ним в доме Ивешка, которая, как и все дети, требуют непосредственности в
отношениях. Он по-прежнему сидел, положив свою ладонь на руку дочери, и
вдруг заговорил, обращаясь сразу ко всем:
- Я должен кое-что объяснить вам, хотя, говоря по правде, объяснить я
могу очень немногое. На самом деле, я сам знаю очень мало, за исключением
того, что Ивешка... Тут он слегка сжал ее пальцы. - Ивешка могла убежать
от меня. Но дело даже не в этом. Дело в том, что я боялся, что если так
могло случиться, а вернее, так оно и случилось, то я никогда не смогу
вернуть ее назад.
- Дело в том, что у папы был ученик, Кави, - сказала Ивешка. - Это
было очень давно. Я тогда была очень молода и очень наивна. Я не могла
поверить, что он мог быть виновен в тех вещах, про которые говорил мне
отец. Он был очень красивый и очень уверенный. А еще он умел убеждать. Но
когда я узнала его как следует, я была так... - Ивешка опустила глаза, а
потом вновь взглянула на отца. - Я была очень расстроена. Ведь отец
оказался абсолютно прав. Но мне было очень стыдно признаться в этом. Вот
почему в то утро я вышла из дома. Я хотела всего лишь посидеть на причале,
чтобы подумать обо всем. А в это время водяной...
Слезы застилали ее глаза, и она прервала свой рассказ. Саша, сидящий
рядом с Петром, очень хотел, чтобы тот что-нибудь сказал или сделал, что
могло бы успокоить несчастную девушку, которая, он теперь начал осознавать
это, была призраком многие годы, может быть, гораздо больше, чем он сам
прожил на свете, и которая сразу вновь стала шестнадцатилетней девушкой,
но, на самом деле была гораздо, гораздо старше. Он даже почувствовал
слабость в груди, вспомнив про водяного и всю его злобность. Он представил
себе, как это мерзкое созданье тащило Ивешку в свою подводную пещеру, и от
этого ему стало еще хуже.
- Я очень боялся, - сказал очень тихо Ууламетс, - что она сама убила
себя или ее убил этот мерзавец. Но я ничего не сделал ему, абсолютно
ничего. - Он слегка похлопал дочь по руке. - Но ты вернулась, и хорошо. А
все остальное может идти к черному богу, которому поклоняется Кави
Черневог. А знаешь, я все время старался ухаживать за твоим садом и
огородом, но, боюсь, что преуспел только с репой.
Ивешка вытерла глаза тыльной стороной ладони и неожиданно
рассмеялась.
- Это единственное, что осталось из еды во всей округе, - заметил
Петр, и было видно, как старик нахмурился. - Но, - продолжал Петр, делая
вид, что не замечает этого, - я должен сказать, что с сегодняшнего дня это
место станет просто неузнаваемым.
Эта простая похвала очень порадовала Ивешку, но явно не понравилась
Ууламетсу, который немедленно встал из-за стола, заметив при этом, что они
сами все уберут и помоют посуду. С этими словами он вышел из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165