Ухватились гус
и за полы длинной одежи поповской.
Смотрим: вызнялся поп Сиволдай на гусях, летит и самогон пьет. Гуси народ т
верезой, пьяного духу не любят, особливо самогонного, Ц гуси попа Сиволд
ая бросили.
Поп шлепнулся в болото. Под Сиволдаем чавкнуло, брызги в стороны выкинул
о. Поп сидит и барахтатся, боится, чтобы в болото совсем не провалиться. Си
дит вопит:
Ц Люди, ташшите меня из болота, покудова я глубоко не просел, покудова у в
ас не все гуси съедены, я вам есть помогу, а которы еще не початы Ц тех я себ
е про запас приберу, вас от хлопот освобожу.
Наши бабы, как причет, затянули:

Ты бы, поп Сиволдай,
На чужо не зарился,
Мы бы тогда бы
Тебя бы, попа бы,
Вызволили.
Мы бы тогда бы
Тебя бы, попа бы,
Скоро выташшили.
А теперь, Сиволдай,
Ты в болото попал подходяшшо.
Кабы не твоя толшшина, ширина,
Ты бы в болото ушел с головой.
Мы бы тогда бы
За тебя бы, попа бы,
В ответе не были.
Мы бы тогда бы
Тебя бы, попа бы,
Тут и оставили!

Уж вечером, близко к потемни, мужики выволокли Сиволдая на суху землю, что
бы за попа в ответе не быть. Чиновники да полицейски Ц одна компания Ц за
попа бы пристали и нас бы оштрафовали.

* * *

Попадья и далеко бы, пожалуй, улетела, да во снах есть захотела. Глаза прот
ерла, гусей увидала Ц и ну их ловить. Разом гусей кучу ошшипала, в печке жа
рит, варит.
Гуси со страху крылами махать перестали. Дом-то и остановился, в город опу
стился, да на ту улицу, по которой архиерея на обед везли. Архиерейски лоша
ди вздыбились, архиерейска карета опрокинулась, архиерея из кареты туше
й вытряхнуло. Архиерей на четвереньки стал, животом в землю уперся, ему са
мому и не вызняться. Попы да монахи думали: так и надо Ц стали также целым
стадом кверху задом. И запели монастырским распевом:

Что оно еси
Прилетело с небеси?
Спереду окошки,
Сбоку крыльцо,
Сзади поветь,
Машины нигде не углядеть!

Архиерей сердитым голосом широко рявкнул:
Ц Что за чудеса без нашего дозволенья? Кто в дому по небу летат, моих коне
й да моих прихлебателей стадо пугат?
Сиволдаиха в самолутчо платье вырядилась, на голову чепчик с бантом нале
пила, морду кирпичом натерла-нарумянила, с жареным гусем выскочила и тон
ким голосом, скорым говорком да с приседаньицем слова сыпать принялась:

Ц Ах, ваше архиерейство, ах, как я торопилась, ах, к тебе на поклон! Как знаю
я, что ты, ваше архиерейство, берешь и тестяным и печеным, ах, запасла для те
бя гусей жареных, гусей вареных и живых неошшипанных полной дом. Полна из
ба, и горница, и поветь Ц изволь сам поглядеть!
Архиерея поставили на ноги, и все стадо вызнялось вверх головой.
Ц Ты, Сиволдаиха, нешто забыла, что мне нельзя мясного вкушать?
Ц А ты, ваше архиерейство, ешь как рыбу. Ах, и хлопочу-то я не за себя, а за по
па Сиволдая, чтобы дал ты ему како ни на есть повышенье да доходу прибавле
нье.
Архиерей услыхал носом Ц жареным пахнет, дал согласье на все Сиволдаихи
ны прошенья.
Ц Пусть твой Сиволдай с крестьян больше дерет. От евонного доходу мне по
ловина идет.
Попадья как получила все, что хотела, Ц гусей-то и припрятала, архиерею т
олько лишних выпустила. Сама Сиволдаиха к дому привязалась кучером, вожж
ами по стенам захлопала, по повети ременкой хлопнула. Гуси снова размаха
лись.
И вернулась-таки попадья в нашу деревню. Норовила нам на головы сесть, да
мы палками прогнали на прежни стойки, на стары сваи.
Робята-озорники дернули попадью за подол, попадья повернулась не в ту ст
орону, и сел поповский дом на старо место, только передом в задню сторону,
задом на улицу. По сю пору так стоит. Коли хошь, поди погляди, сам увидишь!
А гусями-то поп Сиволдай не попользовался. Наши робята до всего дознатьс
я хотят. Отворили двери да окна поглядеть, какая сила попадью в город носи
ла? Гуси и улетели.

* * *

Моя отлетна изба всей Уйме на пользу была. Уемски хозяйки свои печи не топ
или, дров не изводили. Топили одну мою печку в моей отлетной избе, топили в
очередь и охапками таскали тепло по избам, а в печке варили, жарили, парили
кому что надобно Ц всем жару хватало.
Артельной горшок наварней кипит, артельна печка жарче греет.
В моей избе в артельной печке тепло тако прочно было, что в холодну пору мы
теплом обвертывались и ходили без пальтов, без ватных пиджаков.
Попробовал я теплом-жаром торговать. Привез в рынок свежего жару-пару. Не
успел Карьку остановить Ц налетели полицейски, налетели чиновники у чу
жого добра руки погреть.
Ц Что за товар? Как продавашь Ц отмеривашь, отвешивашь али считашь? Да к
аку цену берешь? Надобно нам это знать, с тебя налог взять!
Я не перечил, начал разговором:
Ц Вы, ваши полицейства, чиновничества, на теплых местах сидите, руки у чу
жого тепла нагреваете. Мой товар как раз про вас, попробуйте нашего дерев
енского жару.
Развернул я воз с теплом из нашей общественной согласной печки и полицей
ских, чиновников так «огрел», так им «жару поддал», что они долго безвредн
ыми сидели. А мы, деревенские, да городской простой народ, в те поры отдохн
ули, штрафов не платили, денег накопили, обнов накупили.

Перелилиха

Глянь-ко, гость, на улицу. Вишь Ц Перепилиха идет? Сама перестарок, а гляди
-ко, фасониста идет, буди жгется: как таракан по горячей печи.
Голос у ее такой пронзительной силы, что страсть!
И с чего взялось? С медведя.
Пошла это Перепилиха (тогда ее другомя звали) за ягодами. Ягода брусника с
пела, крупна. Перепилиха грабилкой собират-торопится.
Ты грабилку-то знашь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120