В июне, в лучах незак
атимого солнца, держали мы курс от Конушиного мыса под Север. Я рассказал
Максиму Лоушкину о братьях Личутиных. Определили место личутинского ко
рга.
Канун Ивана Купала шкуна стояла у берега. О вечерней воде побежали мы с Ма
ксимом Лоушкиным в шлюпке под парусом. Правили в голомя. Ближе к полуночи
ветер упал. Над водами потянулись туманы. В тишине плеснул взводенок Ц п
ризнак отмели. Закрыли парус, тихонько пошли на веслах. В этот тихостный ч
ас и птица морская сидит на камнях, не шевелится. Где села, там и сидит, молч
ит, тишину караулит.
Ц Теперь где-нибудь близко, Ц Шепчет мне Максим Лоушкин.
И вот слышим: за туманной завесой кто-то играет на гуслях. Кто-то поет, с ке
м-то беседует… Они это, Иван с Ондреяном! Туман-то будто рука подняла. Заве
тный островок перед нами, как со дна моря всплыл. Камни вкруг невысокого в
злобья. На каждом камне большая белая птица. А что гусли играли, это легкий
прибой. Волна о камень плеснет да с камня бежит. Причалили; осторожно ступ
аем, чтобы птиц не задеть. А они сидят, как изваяние, Все, как заколдовано. Вс
е, будто в сказке. То ли не сказка: полуночное солнце будто читает ту доску
личутинскую и начитаться не может.
Мы шапки сняли, наглядеться не можем. Перед нами художество, дело рук чело
веческих. А как пристало оно здесь к безбрежности моря, к этим птицам, сидя
щим на отмели, к нежной, светлой тусклости неба!
Достопамятная доска с краев обомшела, иссечена ветром и солеными брызга
ми. Но не увяло художество, не устарела соразмерность пропорций, не полин
яло изящество вкуса.
Посредине доски письмена Ц эпитафия, Ц делано высокой резьбой. По стор
онам резана рама Ц обнос, с такою иллюзией, что узор неустанно бежит. По у
глам аллегории Ц тонущий корабль; опрокинутый факел; якорь спасения; пт
ица феникс, горящая и не сгорающая. Стали читать эпитафию:

Корабельные плотники Иван с
Ондреяном
Здесь скончали земные труды,
И на долгий отдых повалились,
И ждут архангеловой трубы.

Осенью 1857-го года
Окинула море грозна непогода.
Божьим судом или своею оплошкой
Карбас утерялся со снастьми и припасом,
И нам, братья, досталось на здешней корге
Ждать смертного часу.

Чтобы ум отманить от безврем
енной скуки,
К сей доске приложили мы старательные руки…
Ондреян ухитрил раму резьбой для увеселенья;
Иван летопись писал для уведомленья,
Что родом мы Личутины, Григорьевы дети,
Мезенские мещана.
И помяните нас, все плывущие
В сих концах моря-океана.

Капитан Лоушкин тогда заплакал, когда дошел до этого слова Ц «для увесе
ленья». А я этой рифмы не стерпел Ц «на долгий отдых повалились».
Проплакали и отерли слезы: вокруг-то очень необыкновенно было. Малая вод
а пошла на большую, и тут море вздохнуло. Вздох от запада до востока прошум
ел. Тогда туманы с моря снялись, ввысь полетели и там взялись жемчужными б
арашками, и птицы разом вскрикнули и поднялись над мелями в три, в четыре в
енца.
Неизъяснимая, непонятная радость начала шириться в сердце. Где понять!…
Где изъяснить!…
Обратно с Максимом плыли Ц молчали.
Боялись, не сронить бы, не потерять бы веселья сердечного.
Да разве потеряешь?!

Гость с Двины

В Мурманском море, на перепутье от Русского берега к Варяжской горе, есть
смятенное место. Под водою гряды камней, непроглядный туман, и над всем, на
д всем, над шумом прибоя, над плачем гагары и криками чайки, звучал здесь н
екогда нескончаемый звон.
Заслышав этот звон остерегательный и оберегательный, русские мореходц
ы говорили:
Ц Этот колокол Ц варяжская честь.
Варяжане спорили:
Ц Нет, этот колокол Ц русская честь. Это голос русского гостя Андрея Дви
нянина.
Корабельные ребята любопытствовали:
Ц Что та варяжская честь? Кто тот Андрей Двинянин?
Статнее всех помнили о госте Андрее двинские поморы.
Этот Андрей жил в те времена, когда по северным морям и берегам государил
Новгород Великий.
Андрей был членом пяточисленной дружины. Сообща промышляли зверя морск
ого, белого медведя, моржа, песца. Сообща вели договоренный торг с городом
скандинавским Ютта Варяжская.
В свой урочный год Андрей погружает в судно дорогой товар Ц меха и зуб мо
ржовый. Благополучно переходит Гандвиг, Мурманское море и Варяжское. При
чаливает у города Ютты. Явился в гильдию, сдал договоренный товар секрет
ариусу и казначею. Сполна получил договоренную цену Ц пятьсот золотых с
кандинавских гривен. Отделав дела, Андрей назначил день и час обратного
похода.
Вечером в канун отплытия Андрей шел по городской набережной. С моря нано
сило туман с дождем. Кругом было пусто и нелюдимо, и Андрей весьма удивилс
я, увидев у причального столба одинокую женскую фигуру. Здесь обычно соб
ирались гулящие. Эта женщина не похожа была на блудницу. Она стояла, как ра
быня на торгу, склонив лицо, опустив руки. Ветер трепал ее косы и воскрылия
черной, как бы вдовьей, одежды.
Андрей был строгого жития человек, но изящество этой женщины поразило ег
о. Зная скандинавскую речь, Андрей спросил:
Ц Ты ждешь кого-то, госпожа?
Женщина молчала. Андрей взял ее за руку, привел в гостиницу, заказал в особ
ой горнице стол. Женщина как переступила порог, так и стояла у дверей, скло
нив лицо, опустив руки. Не глядела ни на еду, ни на питье, не отвечала на вопр
осы.
Андрей посадил ее на постель, одной рукой обнял, другой поднес чашу вина.

Ц Испей, госпожа, согрейся.
Женщина вдруг ударила себя ладонями по лицу и зарыдала.
Ц Горе мне, горе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120