А фартук с оборкой на палку парусом прицепил и поехал вверх по Двине.

Сторонись, пароходы,
Берегись, баржа,
Катит вам навстречу
Сама четвертна!

Так вот с песней к самой Уйме прикатил.
На берег скочил Ц четвертну, как гармонь, через плечо повесил, мерзавчик
ами перестукивать почал.
Звон малиновой, переливчатой.
Девки разыгрались, старики козырем пошли!
Не все из крашеного дома, не все палтусину ели, а форс показать все умели.
Моя-то баба в тот раз меня и высмотрела.

* * *

А пароходишко-то тот, которого я на гору выкинул, Ц неусидчив был, он коле
сами ворочал да в лес упятился.
Стукоток да трескоток там поднял.
У зверья и у птиц ум отбил.
А у птиц ума никакого, да и тот глупой.
Пароходски оглупевших зверей да птиц голыми руками хватали.
Тут мужики эдакой охоте живо конец положили.
С высокой лесины на пароход веревку накинули, пароход вызняли, артелью р
аскачали и в обратну стать на реку кинули.
Я в ту пору уж дома был. Бабке фартук отдал, дедку водкой поил.

С промыслом мимо чиновников


В старопрежно время над нами, малограмотными, всячески измывались да гра
били. К примеру скажу: приходили мы с промысла и чуть к берегу причаливали
Ц чиновники да полицейски уж статьи выписывали и сосчитывали, сколько в
зять:

Приходно,
Проходно,
Причально,
Привально,
Грузово,
Весово!

Это окромя всяких сборов, поборов, налогов да взяток.
Ну, и мы свои извороты выдумывали. Раз акулу добыли. Страшенна, матерушша у
вязалась за нами.
Акула в море, что шшука в реке, что урядник в деревне. Шшуку ловим на крючок
и акулу на крючок. На шшуку крючок с вершок, а на акулу аршин десять крючиш
ше сладили да для крепости с якорем запустили.
Акула дождалась, разом хапнула и попалась!
Сала настригли полнехонек пароход. Все трюмы набили и на палубе вровень
с трубой навалили. Шкуру акулью за борт пустили.
Налетел шторм. Ревет, шумит, море выворачиват! А мы шкурой от воды загороди
лись, нас и не качат. Едем, как в гостях сидим, чай распивам, песни распевам.

Вот к городу заподходили. Жалко стало промысел в чиновничью ненасытну ут
робу отдавать.
Мы шкурой акульей пароход и перевернули кверху килем. Едем, как аварийны,
переоболоклись во все нежелобно Ц староношенно. Морды постны скорчили,
Ц видать, что в бурю весь живот потеряли.
Ну, мы-то Ц мы, про нас неча и говорить, а пароход-то, пароход-то, Ц подумай-
ко-се! Ведь как смысляшшой, тоже затих, машину упустил втихомолку, а винто
м ворочал и вовсе молчком.
Нам страховку выдали и вспомошшествование посулили. Посулить-то посули
ли, да не дали, да мы не порато и ждали.
Проехали с промыслом мимо чиновников, Ц само опасно это место было. Паро
ход перевернули, он и заработал в полный голос, и винтом шум поднял, и засв
истел во все завертки!

* * *

Сало той акулы страсть како вкусно было. Мы из того сала колобы пекли, и та
ки ли сытны колобы, что мы стали впрок наедаться. И так ведь было, что колоб
съешь Ц два месяца сыт.
У нас парень один Ц гармонист Смола Ц наелся на год разом. И показывался
ездил по ярманкам. Сделали ему такой яшшик стеклянной с дырочкой для воз
духу.
Смолу смотрели, деньги платили, а он на гармони нажаривал. И все без еды, и е
сть не просит, и из яшшика не просится. Учены всяки наблюденья делали: и ка
к дышит, и как пышет.
А попы Смолу святым хотели сделать и доход обешшались пополам делить, да
Смола поповского духу стеснялся.
Год показывался, денег полну пазуху накопил и устал. Сам посуди, как не уст
ать: глядят да глядят, до кого хошь доведись Ц устанет.
А мне эти колобы силу давали. Жона стряпат да печет, а я ем да ем. Жона только
приговариват:
Ц Не в частом виданьи эки колобы, да в сытом еданьи. Ешь, ешь, муженек, я сал
а натоплю да ишшо напеку!
Я наелся досыта. И така сила стала у меня, что пошел на железну дорогу и ста
л вагоны переставлять, работал по составу составов. Вагоны гружены одной
рукой подымаю и куды хошь несу. Составы каки хошь в минуту составлял.
Раз слышу разговор. Губернатор с чиновниками идет и говорит:
Ц Потому это я ехать хочу, что оченно доходно Ц с каждой версты прогоны
получу за двенадцать лошадей.
«Ох ты, Ц думаю, Ц прогоны получит, а деньги с кого? Деньги с нас, с мужиков
, да с рабочих».
Стал свору губернаторских чиновников считать и в уме держу, что всякому
прогоны выпишут да выплатят.
А тут с другой стороны заголосили пронзительны голоса, а за ними толсты г
олоса как рявкнули. Я аж присел и повернулся.
К поезду архиерей идет, его монашки подпирают и визжат скрозь уши. За ними
следом дьякона-бассишши, отворят ротишши, духу наберут, ревом рыгнут, Ц
дак земля стрясется.
Монашки все кругленьки да поклонненьки, буди куры-наседки, Ц идут да клю
ют, идут да клюют, и поют, устали не знают.
Губернаторски чиновники блеск мундирной выпятили и завыступали индюка
ми перед монашками.
А я все счет веду: архиерею опять за двенадцать лошадей, монашки да дьякон
а тоже взять не опоздают.
Вот дождал, ковды все в вагон залезли. Хватил тот вагон Ц да и в лес, да в бо
лото губернатора с архиереем да со сворой ихной и снес. Сам скорей домой, ч
аю горячего с белыми калачами напился, и сила пропала. От чаю да от калачей
белых человек слабнет. Для того это сделал, чтобы по силе меня не разыскал
и.
Губернатор да архиерей с сопровожатыми из вагона вылезли, в топком болот
е перемазались, в частом лесу наряды да одежду оборвали, Ц до дому добрал
ись в таком виде, что друг на дружку не оглядывались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120