Ц В добрый час, Егор! Орудуй!
Я побежал к Зотову, где жил Николай. Остался в сенях, слушаю… Варя плачет с
причетью:

Не одна родитель нас родила,

Одной участью-таланом наградила:
Что любовь наша Ц печаль без утешенья.
Мне не честь будет старого мужа бросить.
Он не грозно надо мной распоряжался.
Не обидел меня грубим словом.
Он много цветов посеял, мало уродилось.

Николай говорит:
Ц Мне должно уехать, Варенька, но не терплю без вас быть!
Я дверь размахнул, за порог высокоторжественно ступил:
Ц Принимайте меня с хлебом-солью! Доченька! Много ты потерпела бедносте
й, и ты ныне возрадуйся! Я, твой бывший муж, ныне же твой отец, торжествую над
собой пресветлую победу. Отдаю тебя Николаю на руки, Ивановичу навеки… Н
иколка, я твою думу разбойницкую всю знаю. Не затевай! Не езди!
Он прослезился горько и отер слезы:
Ц Егор Васильевич!… Мы вас не согласны обидеть…
Варя пала мне в ноги:
Ц Благодарствую, Егор Васильевич! Спасибо на великом желаньице. Ты досп
ел себе орлиные крылья, нашел в себе высокую силу.

Ты мужскую обиду прощаешь,
Превысоких степеней отцовских доступаешь,
Пред тобой мы безответны и немы.

Я подхватил ее с полу, как ребенка.
Ц Дочка, подыми лицо и более ни перед кем не опущай! Дети! Я упал больно, вс
тал здорово. Теперь буду вашей радости пайщик, вашего веселья дольщик, ва
шего счастья половинщик.
Видя мою радость, Коля с Варей стали краше утра. Я учредил их в моем домишк
е и, как куропать вырвавшись из силка, устремился к старой и вечно юной мор
ской жизни.

Радость одна не приходит: дружина моя объявила портовой конторе, что под
пишутся в службу только в том случае, ежели шкипером на «Обнове» положат
старого их кормщика Егора Васильевича.
Вот и настал этот торжественный день моего освобожденья, день отпущенья
. Все мы собрались сполна. Начальник конторы сам перо в чернильницу обмак
нул и подает мне:
Ц Подписывайся, кормщик.
Я говорю:
Ц Дозвольте, господин начальник, чин справить, у дружины спроситься.
Товарищи зашумели:
Ц Егор Васильевич! Это чин новоначальных. Ты старинный мореходец.
Я говорю:
Ц Совесть моя так повелевает.
Они сели вдоль стены чинно. Я встал перед ними, нога к ноге, рука к сердцу, и
выговорил:
Ц Челом бью всем вам, и большим, и меньшим, и середним: прошу принять меня в
морскую службу, в каков чин годен буду, И о том пречестности вашей челом б
ью, челом бью.
И, отведя руки от сердца, поклонился большим обычаем, дважды стукнув лбом
об пол.
Они встали все, как один, и выговорили гласом:
Ц Осударь, Егор Васильевич! Все мы, большие, и меньшие, и середние, у морско
й службы быть тебе велим, и быть тебе в чину кормщика. И править тебе кормщ
ицкую должность с нами однодумно и одномысленно. И будем мы тебе, нашему к
ормщику, послушны, подручны и пословны.
И вот я опять в море. Попутный ветер свистит в снастях. Волны идут рядами, г
рядами
Обгоняем поморскую лодью. Они кричат нам:
Ц Путем-дорогой здравствуйте!
Я отвечаю:
Ц Вам здоровья многолетнего на всех ветрах!
От них опять доносится:
Ц Куда путь правите?
Я отвечаю:
Ц Из Архангельского города в Мурманское море.

И опять только волны шумят да ветер разговаривает с парусами
О море! Души моей строитель!

Мимолетное виденье

Корытину Хионью Егоровну, наверно, знали?… Горлопаниха: на пристани паст
ь дерет Ц по всему Архангельскому городу слышно. И дом ее небось помните:
двоепередый, крашеный?… Дак от Хионии Егоровны через дорогу и наша С сест
рицей скромная обитель Ц модная мастерская…
… Дело давнишнее: после первых забастовок пустила Хионья Егоровна петер
бургского студента ссыльного… И видно, что Лев Павлович был не из просты
х. Разговор, манеры… Мы с сестрицей, несмотря на страшный недосуг, всякий д
ень забежим, бывало, к Корытихе чашечку кофейку выпить и, грешны богу, элег
антного квартиранта повидать. Его томной бледностью многие дамы восхищ
ались, но, казалось, его снедал роковой недуг. И мы с сестрицей сразу диагн
ост поставили: не столько суровость северного климата, сколько разлука с
любящей супругой истерзала молодую грудь. ДваЦ три письма еженедельно
в Питер Катюше своей пошлет. Одно-два от нее получит. А уж ни с Хионьей Егор
овной, ни с нами, ейными приближенными фаворитками, не поделится своей се
рдечной тайной. А мы, не будь дуры, Левины-то письма да и супругины нежные о
тветы при случае распечатаем и прочитаем. Пособить не пособим, а хоть поп
лачем над ихней прелестной любовью.
Зима тот год была дождлива. Наш изгнанник поляживает да покашливает. И ве
сь он, как лебедь, унылый, который улететь-то не в силах.
Этак сидим однажды у Хионьи, не то по пятой, не то по девятой чашечке кофей
ку налили, а Лев Павлович и заходит.
Ц Не откажите в любезности бросить письмо. (Почтовый ящик у нас на ворота
х.)
Хионья и осмелилась:
Ц В свою очередь, Лев Павлович, окажите любезность дамам выпить с нами ко
фейку. Также извините за нескромный вопрос, почему бы вашей супруге не пр
иехать сюда? Я чужих писем не читаю, но по всему видать, что ее счастие Ц бы
ть возле вас.
Ц Да. Катя там тоскует без меня, но климат здешний На! Чем этта не климант
Ц у дров да у рыбы?! У Кати там должность.
Ц Этта тоже можно, писменны упражненья найти!
Ц Катя такая хрупкая…
Ц Будь она хоть рюмочка хрустальная Ц она бы здесь кофейком отпилась!

Зима пошла на извод, наш Левушка Ц вовсе на исход. А свою принцессу все ус
покаивает: здоров да благополучен Мы с сестрицей взяли да, на семи ли, на в
осьми страницах, вкратце и открыли этой Кате всю ужасную действительнос
ть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120