Мы их с л
асковым словом легким ловом перенимали на пироги, на уху, на засол, на угош
шенье хороших людей. В продажу не пускали.
Рыбу нам река дала в благодаренье за проветриванье. Река нам рыбу дарила,
а дареным мы не торгуем, а угостить хорошего человека всегда рады.
Городски купцы на мель сели: у которого пароходы, у которого баржи с товар
ом, у которого лес плотами сплавлялся, а которы около других наживались.

Забегали купцы к начальству с жалобами:
Ц Сколько нашего богатства в реке пропадат!
Купечески убытки чиновникам не в печаль. Чиновники найдут, что с купцов с
одрать. А вот рыба в воде вся на виду, а на речном дне всякого дорогого мног
о накопилось Ц это чиновники хорошо поняли. Ведь ишшо не было такого дел
а, чтобы реку с места подымали и богатства со дна реки собирали.
Скорым приказом по берегу стражу расставили. Строго заказали никого на д
но не пускать!
На высоки крыши лестницы поставили. Чиновники в реку удочки закидывали.
Просто дело для чиновников было ловить рыбу в мутной воде. А в проветренн
ой, солнцем просветленной кака рыба на удочку пойдет? Рыбья мелкота изде
вательски крутится, а крупна большим размахом хвостом махнет, чиновнико
в-рыболовов водой обольет Ц и дальше идет.
Чиновники приказы написали, к приказам устрашаюшши печати наставили.
В приказах рыбам были указы: каким чинам кака рыба ловиться должна. С высо
ких лестниц приказы в реку выкидывали.
Для рыб чиновничьи приказы были делом посторонним.
Приказы с печатями устрашаюшшими на мокро дно падали, грязи прибавляли.

Собрались чиновники на берегу, сговорились, кому како место на дне обшар
ивать.
Бросились чиновники больши и малы с сухого берега по илистому дну ногами
шлепать, руками грязь раскидывать.
Мы, мужики, поглядели и решили: таку грязь, такой хлам оставлять нельзя,
Разом трубы отдернули.
Река пала на свое место, всех чиновников, больших и малых, со всей донной г
рязью подхватила и в море выкинула!
Без чиновников у нас житье было мирно. Работали, отжились, сытыми стали.
В старо время мы себя сказками-надеждами утешали.
В наше время при обшшем народном согласьи и реки с нами в согласьи живут. К
уда нам надо, туда и текут. И рыбу, каку нам надо и куда нам надо, туда и несут.


Месяц с небесного чердака

На военной службе я был во флоте. В морском дальном походе довелось быть н
а большом корабле.
Шли мы, шли и до самого краю земли дошли. Это теперь вот у земли края нет да н
ебо куда-то отодвинули. А в старо бывалошно время дошли мы кораблем до угл
а, где земля в небо упиралась, и мачтой в небо ткнулись, в небе дыру пропоро
ли.
Я на мачту, а с мачты на небо залез. А там Ц ну, как на всяком чердаке, Ц хлам
у разного навалено кучами. Старые месяца держаны, звезды ломаны, молньи р
жавы, громы кучами навалены, грозовы тучи Ц их я сторонкой обошел. Ну-ко т
ронь их Ц что будет?
Хотел было просту тучу взять на рубаху каждоденну, да подходячей выбрать
не мог: то толста очень, то тонка и в руках расползатся. Что взять для памят
и? Звезду? А что их с неба хватать!
Выбрал месяц, которой не очень мухами засижен, прицепил на себя. Как раз во
весь живот пришелся, как по мерке. Шинель застегнул Ц месяц не видно.
Высунулся с неба, а корабль отошел, до него сразу пропасть стала.
Что делать? Не сидеть же век на небе! Размотал шарф с шеи, распустил его в од
ну ниточку, кинул вниз и почти до корабля хватило. До палубы недостало как
их-нибудь верст полтораста. Такой-то кусок пустяшной и скочить не сколь х
итро!
Начальство переполошилось, что в небе дыру пропороло, и не заприметило, к
ак я на небо забрался и с неба воротился.
Вечером па поверке я шинель распахнул.
Что тут сталось! Свет от месяца на моем животе на полморя полыхнул. Это для
неба месяц вроде перегоревшей лампочки, а здесь, на земле, от него свет да
же свыше всякой меры.
Командиры забегали, себя руками хлопают, руками машут, кричат мне:
Ц Малина, не светь!
Я вытянулся, месяцем выпятился и рапортую:
Ц Никак нет, ваше командирство; не могу не светить. Это мое нутро светит т
оской по дому. Как получу отпускную, так свет сам погаснет.
Начальство сейчас написало увольнительну записку домой, печати настав
ило для пушшей важности. Я шинель запахнул Ц и свету нет.
А в нос мне всякой пыли с небесного чердака напало: и ветровой, штормовой,
грозовой, громовой. Я на корму стал да как чихнул ветром, штормом, грозой, г
ромом!
Разом корабль к берегу принесло.
В те поры, надо сказать, страсть уважали блеск на брюхе. Всякой дешевенько
й чиновнишко светлы пуговицы нацеплял, а который чином поболе, то всяки б
лестяшши отметины на себя лепил. У самых больших чиновников все брюхо бы
ло в золоте и зад золоченой. Им и спереду и сзаду поклоны отвешивали.
У кого чина не было, а денег много, тот золоту цепь поперек брюха весил. Нар
од приучен был золотым брюхам поклоны отвешивать.
Я это знал распрекрасно.
Вышел я на берег Ц и прямо на вокзал, и прямо в буфет. Шинель распахнул, мес
яцем блеснул.
Все заскакали, закланялись. Ко мне не то Ц с поклонами, а с присядкой подл
етели услужаюшши и говорят:
Ц Ах… Ц и запнулись, не знают, как провеличать, Ц не хотите ли есть? Вот и
выпивка готова!
Я сутки напролет сидел да ел, ел да пил, ел не только досыта Ц ел до устали.

Как платить запонадобилось, я месяцем сосветил и на поезд пошел. В вагон н
е полез: в вагоне с месяцем тесно, да никто не увидит моей нарядности. Сел я
на платформу. Меня подушками обложили. Шинель я снял. Ну и сияние пошло!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120