Ноженькой притопнула и запела:

Уж вы, жоночки-подруженьки,
Сватьи, кумушки,
Уж вы, девушки-голубушки,
Время даром не ведите,
К моему огороду вы подите,
Там на огородном краю,
У дорожного краю
РастетЦ цветет ново дерево,
Ново дерево Ц нова яблоня.
Перед яблоней той станьте улыбаючись,
Оденет вас яблоня и цветом и яблоками.

Тако званье два раза сказывать не надо. Ко мне девки и бабы идут, улыбаются
, да так хорошо, что теплой день ишшо больше потеплел. Все, что росло, что зел
енело кое-как, тут в скорой в полной рост пошло. Дерева вызнялись, кусты ра
сширились, травки на радостях больше ростом стали, и где было по цветочку
на веточке, Ц стало по букету. Вся деревня стала садом, дома как на именин
ах сидят, и будто их свеже выкрасили.




Девки, жонки на меня дивуются да поахивают.
Коли что людям на пользу, Ц мне того не жалко. Я всех девок и баб-молодух о
дел яблонями. За ними и старухи: котора выступками кожаными ширкат, котор
а шлепанцами матерчатыми шлепат, котора палкой выстукиват. А тоже стары
кости расправили, на меня глядя, улыбаются.
И от старух весело, коли старухи веселы. Я и старух обрядил и цветами и ябл
оками.
Старухи помолодели, зарумянились. Старики увидали Ц только крякнули, бо
роды расправили, волосы пригладили, себя одернули, козырем пошли за стар
ухами.
Наша Уйма вся в зеленях, вся в цветах, а по улице Ц фруктовый хоровод.
От нас яблочно благорастворение во все стороны понеслось и до городу дош
ло.
Чиновники носами повели, завынюхивали:
Ц Приятственно пахнет, а не жареным. Не разобрать, много ли можно доходу
взять?
К нам в Уйму саранчой прискакали. Высмотрели, вынюхали. И на своем чиновни
чьем важном собрании так порешили:
Ц В деревне воздух приятней, жить легче, на том месте большо согласье, а п
о сему всему обсказанному Ц перенести город в деревню, а деревню перебр
осить на городско место.
Ведь так и сделали бы! Чиновникам было Ц чем дичей, тем ловчей. Остановка
вышла из-за купцов: им тяжело было свои туши с места подымать.
У чиновников были чины да печати: припечатывать, опечатывать, запечатыва
ть. У купцов были капиталы и больши места в городе Ц места с лавками, с лаб
азами. Купцы пузами в прилавки уперлись, из утроб своих как в трубы затруб
или:
Ц Не хотим с места шевелить себя. Мы деревню и отсюда хорошо обирам. Мы от
ступного дать не отступимся. А что касательно хорошего духу в деревне, то
коли его в город нельзя перевезти Ц надо извести.
Чиновникам без купцов не житье, а нас, мужиков, они и ближних и дальнодерев
енских грабить доставили.
Чиновницы, полицейшшицы тоже запах яблонной услыхали:
Ц Ах, как приятны духи! Ах, надобно нам такими духами намазаться.
К нам барыни-чиновницы, полицейшшицы, которы на извошшике, которы пешком
Ц заявились. Увидали наших девок, жонок Ц у всех ведь оподолье в цветах,
оплечье во спелых яблоках. Барыни от зависти, от злости позеленели и заши
пели:
Ц И где это таки нарядности давают, почем продавают, с которого конца в о
чередь становиться? И кто последний, а я перьва!
А мы живем в саду в ладу, у нас ни злости, ни сердитости. При нашем согласье п
ечки сами топятся, обеды сами варятся, пироги, хлебы сами пекутся.
В ответ чиновницам старухи прошамкали, жонки проговорили, а девки песней
вывели:

У Малины в огороде
Нова яблоня цветет,
Нова яблоня цветет,
Всех одаривает!

Барыни и дослушивать не стали! С толкотней, с перебранкой ко мне прибежал
и. Злы личности выставили, зубы шшерят, глаза шшурят, губы в ниточку жмут.
На них посмотреть Ц отвернуться хочется.
Я ногами-корнями двинул, ветвями-руками махнул и всю крапиву с Уймы собра
л, весь репейник выдергал. На чиновниц, на жон полицейских налепил. Они с в
ажностью себя встряхивают, носы вверх подняли, друг на дружку не смотрят,
в город отправились.
Тут попадьи прибежали с большушшими саквояжами. Сначала саквояжи яблок
ами туго набили, а потом передо мной стали тумбами. Охота попадьям яблоня
ми стать Ц и боятся: «А дозволено ли оно, а показано ли? Нет ли тут колдовст
ва?»
От страха личности поповских жон стали похожи на булки недопечены, глаза
изюминками, а отворенны рты печными отдушинами. Из этих отдушин пар со ст
рахом так и вылетал.
У меня ни крапивы, ни репейника. Я собрал лопухи и облепил одну за другой п
опадью.
Попадьи оглядели себя, видят Ц широко, значит Ц ладно.
В город поплыли зелеными копнами.
Перьвыми в город чиновницы и полицейшихи со всей церемонностью заявили
сь. Идут, будто в расписну посуду одеты и боятся разбиться. Идут и сердито
на всех фыркают: почему-де никто не ахат, руками не всплескиват и почему м
алы робята яблочков не просят?
К знакомым подходят об ручку здороваться, а знакомы от крапивы, от колюче
го репейника в сторону шарахаются.
По домам барыни разошлись, перед мужьями вертятся, себя показывают. Муже
й и жгут и колют. Во всем чиновничьем, полицейском бытье свары, шум да бить
е Ц да для них это дело было завсегдашно, Ц лишь бы не на людях.
Приплыли в город попадьи (а были они многомясы, телом сыты) Ц на них лопух
и в большу силу выросли.
Шли попадьи Ц кажна шириной зеленой во всю улицу К своим домам подошли, а
ни в калитку, ни в ворота влезть не могут.
Хошь и конфузно было при народе раздеваться, а верхни платья с себя сняли,
в домы заскочили.
Бедной народ попадьины платья себе перешили. Из каждого платья обыкнове
нных-то платьев по двадцать вышло.
Попадьи отдышались и пошли по городу трезвон разносить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120