В Дании
у него жена, родилось трое сыновей. Ребята просили у отца сказок. Он волей-
неволей вспоминал материны песни-былины. Видно, скопились старухины сле
зы в перелетную тучку и упали дождем на сыновнее сердце.
Припевая детям материны перегудки, Ваня слышал материн голос, мать встав
ала перед ним как живая…
А Ивану было уже тридцать четыре года. Тут по весне напала на него печаль н
еобычная. Идет Иванушко по набережной и видит Ц грузится корабль. Спраш
ивает:
Ц Куда походите?
Ц В Россию, в Архангельский город.
Забилось сердце у нашего детинушки: «Маму бы повидать! Жива ли?…» И тут же
порядился с капитаном сплавать на Русь и обратно в должности старшего ма
троса.
Жена с плачем собрала Ваню в путь:
Ц Ох, Джон! Узнает тебя мать Ц останешься ты там. Не узнает. И я не признаю
сь, только издали погляжу.
Дует пособная поветерь. Шумит седой океан. Бежит корабль, отворив паруса.
Всплывают русские берега.
На пристанях в Архангельском городе людно по-старому Точно вчера Ивануш
ко бегал здесь босоногим мальчишкой. Теперь он идет по пристани высокий,
бородатый. Идет и думает: «Ежели мама жива, она булочками торгует».
Он еще матери не видит, а уж голос ее слышит:
Ц Булочки мяконьки! По полу катала, по подлавочью валяла!
Люди берут, хвалят. И сын подошел, купил у матери булочку. Мать не узнала. Ку
рчавая борода, одет не по-русски.
У пристани трактир. Ваня у окна сидит, чай пьет с маминой булочкой, на маму
глядит…
Неделю корабль стоял под Архангельском. Ваня всякий день булочку купит,
в трактире у окна чай пьет, на маму смотрит У самого дума думу побивает: «О
ткрыться бы! Нет, страшно она заплачет, мне от нее не оторваться А семья ка
к?»
В последний день, за час до отхода, Ваня еще раз купил у матери булочку и, по
ка Аграфена разбиралась в кошельке сунул под булки двадцать пять рублей.

Так, не признавшись, и отошел в Данию.
Аграфена стала вечером выручку подсчитывать Ц двадцать пять рублей ли
шних! Зашумела на всю пристань
Ц Эй, женки-торговки! Кто-то мне в булки двадцать пять рублей обронил! Мож
ет, инглишмен какой полоротой! Твенти файф рубель!
Никто не спросил ни завтра, ни послезавтра
После этого быванья прошла осень грязная, зима протяжная. Явилась весна
разливна-красна. Закричала гагара за синим морем. Повеяли ветры в русску
ю сторону.
Опять Иванушко места прибрать не может: «Надо сплавать на Русь, надо пови
дать маму».
Опять жена плачет:
Ц Ох, Джон! В России строго: узнает мать Ц не отпустит.
Ц Не узнает. Я не скажусь ей, только издали погляжу.
Опять он порядился на корабль старшим матросом и приплыл к Архангельско
му городу. Идет в народе по пристани. И мамин голос, как колокольчик:
Ц Булочки-хваленочки: сверху подгорели, снизу подопрели!
Ваня подошел, купил. Потом в трактире чай пьет, из окна глядит на маму. И жал
ко ему: постарела мама, рученьки худые… Упасть бы в ноги! Может бы, и прости
ла и отпустила!… Нет, страшно!
Неделю корабль находился в порту, каждодневно сын у матери булочки покуп
ал, а не признался. Только в последний день, перед отходом, сунул ей в короб
пятьдесят рублей и ушел в Данию.
Аграфена стала вечером выручку подсчитывать Ц пятьдесят рублей лишни
х! Все торговки подивились:
Ц Что же это, Аграфена! Прошлый год ты у себя в булках двадцать пять рубле
й нашла, сейчас пятьдесят. Почто же мы ничего не находим? Уж не сын ли тебе п
омогает?
Ц А и верно, сын! Больше некому! Ц И заплакала. Ц Дитятко мое роженое, поч
то же ты не признался! Поглядела бы я на тебя… Верно, уж большой стал. Дура я
, детища своего не узнала! Теперь каждому буду в руки смотреть.
Таковым побытом опять год протянулся, с зимою, с морозами, с весною разлив
ной. Веют летние ветры, кричит за морем гагара, велит Иванушке на Русь идти
, мамку глядеть Плачет жена:
Ц Ох, Джон! Я не держу тебя, только знай: не так я беспокоилась, когда ты на п
олгода уходил в Америку, как страшусь теперь, когда ты плывешь одним глаз
ом взглянуть на мать…
Дует веселый вест, свистит в снастях Иванова кораблика. Всплывают русски
е берега… Вот сгремели якоря, опустились паруса под городом Архангельск
ом. На горе стоят, как век стояли, башни Гостиного двора. Под горой сидит, ка
к век сидела, булочница Аграфена. Теперь она зорко глядит в руки приезжим
морякам: не сунет ли кто денег в булки?
Иванушко тоже свое дело правит: у мамы булку купит, в трактире чай пьет, на
маму глядит.
И в последний раз, как булку купил, сует матери в корзину сто рублей. А стар
уха в кошельке роется, будто сдачу ищет, а сама руки покупателя караулит.

Как он деньги-то пихнул, она ястребом взвилась да сцапала его за руки и ра
зинула пасть от земли до неба:
Ц Кара-у-ул! Грабя-ят!!
Ване бы не бежать, а он побежал. Его и схватили, привели в полицию.
Аграфена тихонько говорит приставу:
Ц Это не грабитель, это мой сын. Он мне сто рублей подарил. Он двадцать три
года терялся. Я хочу, чтобы он сознался.
Пристав подступил к Ване:
Ц Признавайтесь, вы ей сын?
Ц Ноу, ноу! Ноу андестенд ю!
Аграфена закричала с плачем:
Ц Как это «но андерстенд»! Не поверю, чтобы можно было отеческу говорю за
быть… Иванушко, ведь я тебя узнала, что же ты молчишь!
Ваня молчит, как бумага белый. И все замолчали. А народу множество набилос
ь. По рынку, по пристани весть полетела, что Аграфена сына нашла. А она снов
а завопила:
Ц Ежели так, пущай он рубаху снимет! У него на правом плече три родимые пя
тнышка рядом.
Пристав приказывает Ивану:
Ц Раздевайтесь!
Тогда Ваня пал матери в ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120