С
арафан широко спузырился и не дает тонуть.
Но не успели ахнуть, как она, махнув бахилами, исчезла в бездне.
И вот мы четверо посреди смертей многих. Пособить бы, да некак, помочь бы, д
а нечем.
А нас, четырех, понесло вниз и к вечеру спустило до Летних гор. Несло в вели
кой нужде: карбас на боку, волна ударит, нас ледяной водой полощет, Ц зубо
в сцепить не можем.
Как вода пошла на прибыль, и наше суденко покорно плывет в обратный путь. В
ерст за пятнадцать подносило к родному берегу. Видели Ненокотскую варак
у и белый Климент на ней. Тогда Кологреев говорит мне:
Ц Ты, Афоня, в грамоту горазд. На тебе шило. Напиши память.
Сроду этак никто не писывал, как я, Ц уцепясь ногами за борт, головой вниз,
рукой буква за буквой царапаю на обшивке. И о долгах было написано, кому чт
о отдать и с кого что взять.
Опять часы дошли, и кроткая вода понесла нас вниз, попутно воде летние вет
ры управили карбас на середину моря. При конце убылых часов завидели Тер
ский берег. Там еще снег белел. Загорелась надежда зачалиться за льдинку
и вылезти на гору. Но ударил с Терских гор ветер, а теченье пошло на прибыл
ь… Нас понесло обратно и стало осаживать во всток, в Зимнее море.
Только глазами ели берег-то… Жажда нас томила. Выудили льдинку, пососали:
как полынь горька. И опять вздохнула грудь морская. Прибыль сменилась на
убылую воду. Палая вода стала нас осаживать вниз, но несет ближе к земле, и
находимся от берега в семи верстах. Однако вешние воды с Двины садят о Зим
ний берег сильно и неодержимо. И мы сказали друг другу:
Ц Ежели за этот берег не захватимся, то полетим вниз и в океане пропадем.

Чтобы как-нибудь прибарахтаться к берегу, надо было обронить мачту с рее
й и парусом, которые держали судно на боку.
Вот ведь злое горе! Дома, хоть в избе, хоть во дворе, завсегда топор за поясо
м и нож у пазухи, а в грозном море оказались с голыми руками. Но усилились, и
отогнули железные обоймы, и развязали, ногтями да зубами, бортовые снаст
и-крепи. Но мачту еще сдерживает штак Ц снасть, протянутая от верхушки к
носу. Благо ночи светлые, и мы, раздеваясь догола, по очереди лезем в ледян
ую воду, от носового корга этот штак отвязывать.
Восьмого мая штак был отвязан. Той же минуты мачта выпрянула из своего гн
езда, и той же секунды карбас обвернулся вверх колодой-килем. А мы, все чет
веро, разом ухнули в воду. Но скорополучно вычерапались на днище и сдумал
и думу: обвернуть карбас как следует. Для сей акции уперлись коленями в ки
ль, а руками в воде по локоть ухватились за борт и тянули на себя. И толь лов
ко преуспели, что, обвернувшись, карбас чуть нас не утопил. Но опять вынырн
ули и залезли в карбас. Сели, в воде по пояс, двое с той и двое с другой сторо
ны. Сняли по сапогу, стали воду отливать. Воды не убывает: взводень через х
одит. Между тем течение гонит мимо берег, ждать некогда.
Отодрали от поддона две доски матерых. Зачали грести и задаваться в бере
г. А Кологреев у руля. Румпель утерялся, и Кологреев держит руль в охапке. А
мы изо всей мочи гребем, действуем досками. А сами ведь по грудь и по пояс в
воде.
Девятого мая, раным-рано поутру, шаркнул наш карбас по прибрежному песку
Ц хрящу. Выбрели на землю, пали, поклонились трижды. Напились водицы из ру
чья, сели на сухом на бережку, поплакали от радости.
Место, на которое мы вышли, находится в половине Зимнего берега и называе
тся Добрыниха. Рассудили, что разумнее всего идти в Зимнюю Золотицу. Коло
греев, глядя на меня и на Лгалова, вздохнул:
Ц Справите ли, осудари, экой путь?
Я действительно при утоплении разбил себе колени, а Лгалов оскудел всем
телом, но и у Мирона одна нога была босая. Я говорю:
Ц Хоть ползунком ползти, а в Золотице быть.
Пошли мы берегом, брели водою, вязли в глинах. Лезли мы через наносный хлам
, ползли по глиняным оплавинам. Изваляемся, как куклы глиняные. И везде руч
ьи гремят, как добрые жеребцы ржут. Так дошли до становища Лысунова: крест
, изба, амбар. И Ц безлюдье. В избе на блюде Ц кости рыбьи прошлогодние, мы
пожевали. И уснули, будто люди, в доме; на лавках, будто господа какие.
Дальше путь пошел до наволока Вепрь. А погода взялась ненастлива: сито с д
ождем. Мы с Лукьяном Лгаловым под руку ведем друг друга. Кологреев в Лысун
ове полотенце драное нашел, босую ногу завернул. Лукьян шутит:
Ц Чем так идти, поедем друг на дружке попеременно. Ты, Афанасий, садись на
Мирона, я сяду на Степку. Час проедем и сменимся.
Кологреев смеется:
Ц Я боюсь, Афонька и Лукьян зачнут скакать. Мы упадем, убьемся…
Дошли до наволока Вепрь. На полугоре часовня древняя, и божество в ней дре
внее. Лестно было постоять. У иконы воск нашли и пожевали. Нам досадно было
, что ни в одной избушке на странных, на людей терпящих, припасу никакого н
е оставлено. Но Ц год был скудный.
В часовне и обночевали. Сон отрясли Ц утро ясное, холодное. Опять бредем,
идем песками прибрежными. Пески зыбучие, мы еле ноги перекладываем.
Этак о полдень привалились на песок, забылись… Вдруг чайка надлетела, зв
онко крикнула. Мы прохватились, а невдалеке от берега бежит судно поморс
кое под парусами.
Мы по берегу забегали, закричали, замолились. Видим: на судне паруса убавл
яют, лодку спущают. Кормщик и хозяин судна, дошед до нас, спрашивают:
Ц Вы какие?
Ц Осудари корабельщики, не оставьте нас, губительных людей!
Без дальних расспросов в лодку они нам забраться помогли а из лодки на су
дно затянули. Далее спрашивают:
Ц Куда вы попадали?
Ц В Золотицу в Зимнюю.
Они говорят:
Ц В Золотицу вас доставим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120