Ц Как ты, государь, тиуна принимаешь: будто из драки выскочил. Ведь тиун-т
о подивит!
Рядник мне отвечает:
Ц Пускай дивит, когда охота. Потолковали мы о деле, а на рубахи, на порты я
не гляжу и людям не велю. В чем меня застанут, в том я и встречаю.

Иван Рядник говаривал

Дела и уменья, которые тебе в обычай, не меняй на какое-нибудь другое, хотя
бы то, другое, казалось тебе более выгодным.
В какой дружине ты укаменился, в той и пребывай, хотя бы в другом месте каз
алось тебе легче и люди там лучше.
Пускай те люди, с которыми ты живешь, тебе не по нраву, но ты их знаешь и усво
ил поведенье с каждым.
А с хорошими людьми не будет ли тебе в сто раз труднее?


ДЛЯ УВЕСЕЛЕНЬЯ

Владимиру Сякину


В семидесятых годах прошлого столетия плыли мы первым весенним рейсом и
з Белого моря в Мурманское.
Льдина у Терского берега вынудила нас взять на всток. Стали попадаться о
тмелые места. Вдруг старик рулевой сдернул шапку и поклонился в сторону
еле видимой каменной грядки.
Ц Заповедь положена, Ц пояснил старик. Ц «Все плывущие в этих местах м
оря-океана, поминайте братьев Ивана и Ондреяна».
Белое море изобилует преданиями. История, которую услышал я от старика р
улевого, случилась во времена недавние, но и на ней лежала печать какого-т
о величественного спокойствия, вообще свойственного северным сказания
м.

Иван и Ондреян, фамилии Личутины, были родом с Мезени. В свои молодые годы
трудились они на верфях Архангельска. По штату числились плотниками, а н
а деле выполняли резное художество. Старики помнят этот избыток деревян
ных аллегорий на носу и корме корабля. Изображался олень и орел, и феникс и
лев; также кумирические боги и знатные особы. Все это резчик должен был по
ставить в живность, чтобы как в натуре. На корме находился клейнод, или гер
б, того становища, к которому приписано судно.
Вот какое художество доверено было братьям Личутиным! И они оправдывали
это доверие с самой выдающейся фантазией. Увы, одни чертежи остались на п
осмотрение потомков.
К концу сороковых годов, в силу каких-то семейных обстоятельств, братья Л
ичутины воротились в Мезень. По примеру прадедов-дедов занялись морским
промыслом. На Канском берегу была у них становая изба. Сюда приходили на к
арбасе, отсюда напускались в море, в сторону помянутого корга.
На малой каменной грядке живали по нескольку дней, смотря по ветру, по рыб
е, по воде. Сюда завозили хлеб, дрова, пресную воду. Так продолжалось лет се
мь или восемь. Наступил 1857 год, весьма неблагоприятный для мореплавания. В
конце августа Иван с Ондреяном опять, как гагары, залетели на свой остров
ок. Таково рыбацкое обыкновение: «Пола мокра, дак брюхо сыто».
И вот хлеб доели, воду выпили Ц утром, с попутной водой, изладились плыть
на матерую землю. Промышленную рыбу и снасть положили на карбас. Карбас п
оставили на якорь меж камней. Сами уснули на бережку, у огонька. Был канун
Семена дня, летопровидца. А ночью ударила штормовая непогодушка. Взводен
ь, вал морской, выхватил карбас из каменных воротцев, сорвал с якорей и уне
с безвестно куда.

Беда случилась страшная, непоправимая. Островок лежал в стороне от росхо
жих морских путей. По времени осени нельзя было ждать проходящего судна.
Рыбки достать нечем. Валящие кости да рыбьи черепа Ц то и питание. А питье
Ц сколько дождя или снегу выпадет.
Иван и Ондреян понимали свое положение, ясно предвидели свой близкий кон
ец и отнеслись к этой неизбежности спокойно и великодушно.
Они рассудили так: «Не мы первые, не мы последние. Мало ли нашего брата про
падает в относах морских, пропадает в кораблекрушениях. Если на свете не
станет еще двоих рядовых промышленников, от этого белому свету перемене
нья не будет».
По обычаю надобно было оставить извещение в письменной форме: кто они, по
гибшие, и откуда они, и по какой причине померли. Если не разыщет родня, то п
риведется, случайный мореходец даст знать на родину.
На островке оставалась столешница, на которой чистили рыбу и обедали. Эт
о был телдос, звено карбасного поддона. Четыре четверти в длину, три в шири
ну.
При поясах имелись промышленные ножи Ц клепики.
Оставалось ножом по доске нацарапать несвязные слова предсмертного во
пля. Но эти два мужика Ц мезенские мещане по званью Ц были вдохновенным
и художниками по призванью.
Не крик, не проклятье судьбе оставили по себе братья Личутины. Они вспомн
или любезное сердцу художество. Простая столешница превратилась в прои
зведение искусства. Вместо сосновой доски видим резное надгробие высок
ого стиля.
Чудное дело! Смерть наступила на остров, смерть взмахнулась косой, брать
я видят ее Ц и слагают гимн жизни, поют песнь красоте. И эпитафию они себе
слагают в торжественных стихах.
Ондреян, младший брат, прожил на островке шесть недель. День его смерти от
метил Иван на затыле достопамятной доски.
Когда сложил на груди свои художные руки Иван, того нашими человеческими
письменами не записано.
На следующий год, вслед за вешнею льдиной, племянник Личутиных отправилс
я отыскивать своих дядьев. Золотистая доска в черных камнях была хорошей
приметой. Племянник все обрядил и утвердил. Списал эпитафию.
История, рассказанная мезенским стариком, запала мне в сердце. Повидать
место покоя безвестных художников стало для меня заветной мечтой. Но год
ы катятся, дни торопятся…
В 1883 году Управление гидрографии наряжает меня с капитаном Лоушкиным ста
вить приметные знаки о западный берег Канской земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120