Летел навстречу опришкам. Подлетел к пастбищам и преградил путь пешим и конным.
— Стой, Олекса! Не езди,— клекотал,— под Белую Скалу, ждет тебя там черт Антипко. Имеет намерение скалу на тебя обрушить.
Спрыгнул Довбуш с седла, взмахом руки ватагу остановил и двинулся навстречу птице. Стояли они друг против друга, два сына гор, два вольных сына, и были в чем-то похожи друг на друга, похожи быстрыми взглядами, любовью к свободе.
— Спасибо тебе, брат,— произнес Довбуш и склонил голову перед птицей.— Чем отблагодарить должен?
— Разве братья о плате спрашивают? — и Быстрозорец с Олексою обнялись.
— Я с полдня слушаю болтовню Антипка. Узнал, что это он отраву в криницу всыпал. Выведал я, что он и Марыльку подкупил. Говорил мне Антипко, что все силы небесные, земные и адские сговорились против тебя. На сей раз Антипку поручено погубить тебя. Сегодня обойдешь Белую Скалу, завтра они новую подлость придумают. Антипко неудержим. А потому остерегайся...
— А если бы тому неудержимому рога скрутить, га? — взглянул Довбуш на товарищей.
— Можно попробовать,— ответил Баюрак.
— Дьявольски он силен,— сказал Быстрозорец.— Я сам видел, как гора под его напором качалась.
— То не беда, Беркут,— засмеялся Довбуш.— Когда с добром и ради добра идешь войною на зло, то и силы ада победишь. Да и любопытно мне... Всякую нечисть со свету сметал, а черта еще не приходилось. Или пан, или пропал.— Довбуш потуже подтянул ремень,
засунул за него два пистоля и бартку, перехватил правой рукой заряженное ружье.— Показывай, Быстрозорец, путь к его логову.
И два беркута, два побратима двинулись на битву со злом: птица летела по поднебесью, человек пробирался долами.
От шума Беркутовых крыльев Антипко пробудился.
— Еще не видать разбойника? — спросил у птицы спросонок.
— Спи, Антипко, спи. Довбуш далеко. Я тебя охраняю. Я его поджидаю. Спи, Антипко, спи...
Черт снова закрыл глаза.
А Олекса был уже близко.
В зарослях терновника увидел черта. Страх не влился в него, лишь к горлу подступил комок отвращения.
Приложил к плечу ружье. Прицелился. Закричал на все горы:
— Гей, Антипко, ты Довбуша ждал. Довбуш здесь!
Вскочил заспанный черт на ноги.
И в это мгновенье грохнул выстрел. Выстрел потряс горы; будто ударило разом сто королевских пушек. Ибо не простой пулей было заряжено ружье опришка, было заряжено оно великим желанием уничтожить зло.
Антипко заверещал так, что листья с деревьев посыпались, аж Белая Скала треснула, подпрыгнул на месте и грохнулся об землю. И там, где он упал, вырос столб смердящего дыма и пепла. Когда туча рассеялась, среди кустов терновника Олекса Довбуш, Беркут-Быстрозорец и опришки увидели бугорок смолы, отвалившиеся рога и кусок задымленного хвоста. Вот и все, что осталось после шляхтича Наперсника-Наперстовского из Вярбы и адского легионера пана Антипка.
Правда, в царстве Люцифера долго не верили в гибель Антипка, ибо мир еще не слыхал такого, чтобы человек убил черта. Еще дольше ждал своего пана «домашнего» космачский газда Штефан Дзвинчук. Но напрасно каждое утро взбирался он по лестнице на чердак, и напрасно протягивал в темноту миску с кашей, и напрасно подпевал: «Антипку, Антипку, дам чиру, чир несолоний, чир зарщжений...» Чердак безмолвствовал.
А когда догорела осень, Штефан Дзвинчук треснул миской об колено и стал искать себе нового союзника.
ЛЕГЕНДА ПЯТНАДЦАТАЯ
олковник Збигнев Лясковский заморгал спросонья лупатыми глазами, удивляясь, что кто-то из солдат гарнизона Вороньего Гнезда посмел нарушить сладкую утреннюю дремоту своего региментаря легкомысленной песенкой. Старик готов был позвать джуру1 Якуба, чтоб тот заткнул певцу рот, но не стал этого делать, так как внезапно догадался, что песенка проникла в его спальню не сквозь узкое, оплетенное решеткой окно, не через низкие тисовые двери. Она просто приснилась ему, словно во сне воротились к нему старые добрые времена, когда Збигнев был еще только Збышком, зеленым юнцом, любимым сыном пани Барбары. Это происходило, черт возьми, не так уж и давно, каких-то пятьдесят лет назад, а что значит неполная копна лет по сравнению с вечностью? Ничто. Мгновенье. И за это мгновенье он успел состариться, приобрел бесчисленные сабельные рубцы на лице и на всем теле, полковничий жезл, ратную славу на поле боя и... должность коменданта Вороньего Гнезда. Хотя должность досталась ему благодаря немилости коронного гетмана. Правда, пан Иосип из Потока говорил, что не каждому рыцарю выпадает честь быть хозяином Вороньего Гнезда, отчизна посылает туда лишь самых благородных своих сынов, ибо им поручается денно и нощно оберегать в Круглой башне Великую Тайну. Великую, вашмосць...
Благородства в Вороньем Гнезде пан Збигнев не застал, отряд состоял из дисциплинированных и безотказных на службе поморских крестьян, другой бы на его месте, возможно, бунтовал бы, противился чести быть командиром над полусотней молчаливых хлопов, но Лясковский, во-первых, был воином и привык подчиняться приказам, а во-вторых, старость и ранения подсказывали, что здесь он найдет покой и не будет знать насмешек дам и кавалеров великосветских салонов, как это не раз случалось.
С тех пор как он оказался среди высоких стен крепости Воронье Гнездо, прошлое перестало для него существовать, полковник знал лишь день нынешний, а в нем побудку, молитву, воинские упражнения перед казармой, проверку постов, обед, ужин с традиционным бокалом венгерского, сон... Одним днем было легче жить. Тем паче что в этом дне царила одна- единственная мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109