Да не забудьте зарегистрироваться в полиции: порядок есть порядок».
Ну, регистрироваться я не пошел, потому что, едва переступил порог закутка, в котором когда-то жил, тогда надзирателем был приставлен к дровосекам, как подхватили меня под руки черти-кочегары и засадили за стол. «Пей, Антипко, жри, Антипко,— кричат,— нынче наш праздник!» Потом появились и любушки, девки такие, что люлю и разлюли-малина. Адским уставом, правда, водиться с женщинами строго-настрого запрещено, но закон в пекле не слишком соблюдают. Словом, банкет был на всю губу. Заснул я после всего
как убитый. Поутру даже не сразу в себя пришел, когда разбудили меня и спросили, готов ли к аудиенции.
«Готов!» — выпалил, а голова аж трещит.
«А отчет?»
«Не волнуйтесь,— отвечаю,— перед Их Черным Величеством имею чем похвастать...» И действительно, имею, Беркут. Только послушай, чего я натворил, кроме этих малых Штефановых дел.— И Антипко загнул один палец: — Я выкрал у опришков бочку с червонцами, которые они предназначали для бедняков, и озолотил Дзвинчука. А кто причастен к смерти его жены Зоей? Я! — Антипко гордо выкатил грудь.— Она, чертовка, открещивалась, бегала в костел, но я неотступно нашептывал ей в уши: «Повесся, холера ясна, повесся...» И она не выдержала, Однажды утром, весьма довольный, Штефан снял ее из петли в коморе уже закоченевшую.— И Антипко загнул второй палец.— В-третьих, Беркут, пожар новой хаты ватага Лукина Торбы, во время которого отбросили сандалии старый ватаг и жена его,— это также моих рук дело, ибо того хотел мой хозяин, который никак не мог забыть о том, что хату старику он выстроил по Довбушеву велению.— Черт загнул третий палец.
Антипко не успел загнуть четвертый палец, как Беркут закричал:
— Довольно, Антипко! Ты в самом деле страшен.
— А, вашмосць, что ты себе думал? Кроме того, я насылал на скотину бедняков слабость и паршу, иссушал вымя, вытаптывал жито, обвевал злым ветром молодые пары — и они ссорились, принародно насмехался над молодицами, задирая им юбки, водил блудом детишек в лесу, вечерами искушал невест...
Беркут уже взмыл было в поднебесье, но вовремя вспомнил, что Антипко появился под Белой Скалой не для того, чтоб похваляться злодеяниями, он подстерегает здесь Довбуша,— и Быстрозорец попросил:
— Рассказывай дальше, Антипко, про аудиенцию...
— Ну, потом я почистил копыта и рога, расчесал хвост, выпил горшок огуречного рассола и уверенно постучался в Адскую канцелярию. Главный Писарь записал мой отчет на двух воловьих шкурах и исчез в Тронной палате для доклада. Наконец, позвали меня.
Переступил я порог ни живой ни мертвый — все- таки к царю шел! Люцифер сидел на троне из черного мрамора и игрался хвостом. Я бухнулся перед ним на колени. Он по-отечески взял меня за плечи, поставил на ноги.
«Можешь стоять, Антипко,— позволил мне.— И, хотя из личного опыта знаю, что творить зло на белом свете во сто крат проще, чем добро, мы довольны твоими злодеяниями. Прежнюю вину перед царством нашим прощаем и за верноподданническую службу награждаем именными вилами». Люцифер моргнул глазом, и Главный Писарь вручил мне обыкновенные, купленные в Коломые или же в Кутах железные вилы.
«Недостойный я, Ваше Черное Величество, такого почета,— пробормотал я растерянно.— Вот никак не могу придумать, как Довбуша со свету сжить».
Мой царь деликатно почесал под хвостом.
«Признаюсь, Антипко, но и мы погибели на него никак не можем найти. А пора, самое время пора положить конец опришковскому гультяйству. Того и галицкая шляхта требует. И нам бельмом в глазу стоит его сеяние добра на земле».
«Может, славные советники что-нибудь подсказали бы?» — отважился я дать совет Люциферу.
«У тебя, Антипко, золотая голова»,— обрадовался мой царь и трижды стукнул копытом. В один миг Тронная палата забурлила ворожеями, знахарями, колдунами, ведьмами, были среди них также Монах Иезуит, Поп Православный, Раввин Моисеевой веры, Мулла Магометанский и прочая придворная шваль.
«Слушаем вас, Наичернейший»,— советники навострили уши.
«Наверное, вам известно, паны советники,— заважничал мой царь,— что по земле уже не один год ходит гуцульский сын Олекса Довбуш. Мы вельми разгневаны его действиями и намерениями, ибо положил он своей мечтой добыть свободу и богатство бедным, прогнать ночь с Зеленой Верховины и утвердить вечный день. А где свет, паны шептуны, там нечистой силе нелегко.
Однако не только пекло имеет зуб на Довбуша. Мое посольство в королевстве небесном сообщает нам, что и там Олекса в опале, ибо замахивается своею барткой на ксендзов, попов, раввинов, зарится на их добро.
Не весьма довольны опришковскими делами и гуцульские богатеи. Один из них, Штефан Дзвинчук, нижайше просит нас убить опришка. Мы собрали вас сюда для того, чтобы пораскинуть мозгами по этому поводу...»
Антипко увлекся рассказом и не замечал, что Беркут печально склонил голову. Гордая птица думала, что все силы: адские, небесные и земные — покушаются на жизнь Олексы, покушаются, но... Беркут еще не знал, как он поможет расстроить сговор, зато знал, что должен встать на сторону Олексы. Из его горла внезапно вырвался боевой клекот.
— Ты что, вашмосць, недоволен чем-то? — подозрительно зыркнул на Беркута Антипко.
— Напротив,— опомнился Быстрозорец.— Я горжусь, что твой царь имеет державный ум. Тот опришок и мне насолил: прошлым летом он перестрелял моих детей,— соврала птица, чтоб успокоить Антипка.
— О, тогда мы союзники! — подпрыгнул черт.— Эх, жаль, что не употребляешь сивухи, выпили б мы с тобой на брудершафт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109