Епископ, погрузив в коляску багаж, поехал следом. Он
наслаждался извилистой, уходящей кверху дорогой; любовался
принаряженными к празднику домами, садами и виноградниками,
многокрасочным горным ландшафтом над ними, улыбающимися,
прокаленными солнцем крестьянами. Все вокруг несло на себе
отпечаток довольства и благополучия, чего-то радостного,
изобильного, почти театрального.
"Мне здесь нравится", -- решил он.
И задумался, скоро ли ему удастся увидеть свою двоюродную
сестру, миссис Мидоуз, ради которой он прервал путешествие в
Англию.
Дон Франческо, улыбчивый священник, обогнал их обоих,
несмотря на то, что потратил в гавани десять минут на разговор
с хорошенькой крестьянской девушкой с парохода. Он нанял самого
быстрого из местных возчиков и теперь бешено мчал по дороге,
полный решимости первым сообщить Герцогине о том, что на остров
прибыл помешанный.
ГЛАВА II
Герцогиня Сан-Мартино, благодушная и представительная дама
зрелых лет, способная при благоприятных атмосферных условиях
(зимой, например, когда пудра, как правило, не стекает
струйками по лицу) сойти, во всяком случае в профиль, за
поблекшую французскую красавицу былых времен, -- Герцогиня не
составляла исключения из правила.
Это было древнее правило. Никто не знал, когда оно впервые
вошло в силу. Мистер Эймз, непентинский библиограф, проследил
его вплоть до второго финикийского периода, но не нашел
причины, по которой именно финикийцы, а не кто-то иной, должны
были установить прецедент. Напротив, он склонен был полагать,
что правило датируется более ранней эпохой, в которую
троглодиты, манигоны, септокарды, мердоны, антропофаги и прочие
волосатые аборигены приплывали в своих несусветных лодчонках по
морю, обменивать то, что они собирали в ущельях варварской
Африки, -- змеиные шкуры и камедь, газельи рога и страусиные
яйца, -- на сверхъестественно вкусных лангустов и деревенских
девушек, которыми Непенте славился с незапамятных времен. В
основе ученых выводов мистера Эймза лежало то обстоятельство,
что на острове был обнаружен рог газели, принадлежавшей, как
установили ученые, к ныне вымершему триполитанскому виду, тогда
как во время проводимых в Бенгази раскопок удалось извлечь на
свет череп взрослой женщины гипо-долицефалического
(непентинского) типа.
Это было приятное правило. Сводилось оно к тому, что в
первой половине дня всем непентинцам, независимо от возраста,
пола и состояния здоровья, следовало непременно попасть на
рыночную площадь, называемую также "пьяцца", -- площадь
очаровательную, три стороны которой занимали главные здания
города, а с четвертой открывался прелестный вид на сам остров и
на море. Здесь непентинцам полагалось сходиться, обмениваться
сплетнями, договариваться о вечерних встречах и разглядывать
тех, кто только что прибыл на остров. Восхитительное правило!
Ибо оно по существу предохраняло каждого от каких-либо утренних
трудов, а после дневного завтрака все, натурально, ложились
вздремнуть. Как приятно, подчиняясь железной необходимости,
прогуливаться под ярким солнцем, приветствовать друзей,
потягивать ледяные напитки, не мешая взгляду медленно
опускаться к нижним отрогам острова с их увитыми в виноград
крестьянскими домами; или пересекать блистающий водный простор,
устремляясь к далекой линии материкового берега с его вулканом;
или взбираться вверх, к остриям гор, у чьих грубых бастионов
почти неизменно стоял на приколе целый флот белоснежных,
принесенных сирокко облаков. Ибо Непенте славился не только
девушками и лангустами, но и дующим на нем южным ветром.
Как и всегда в этот час, рыночную площадь заполняла толпа.
Дневная толпа. Священники, курчавые дети, рыбаки, крестьяне,
просто граждане, парочка городских полицейских, крикливо одетые
женщины всех возрастов, множество иностранцев, -- все они
прохаживались взад-вперед, разговаривая, смеясь, жестикулируя.
Каких-то особых дел ни у кого не имелось, ибо таково было
правило.
В изрядной полноте была здесь представлена и русская
секта. То были энтузиасты новой веры, все увеличивающиеся в
числе и возглавляемые Учителем, боговдохновенным Бажакуловым,
который в ту пору жил на острове почти полным затворником. Они
именовали себя "Белыми Коровками", указывая этим названием на
свою отрешенность от дел мира сего, их алые рубахи, светлые
волосы и удивленные голубые глаза составляли местную
достопримечательность. Над площадью трепетали флажки,
колыхались гирлянды из разноцветной бумаги и гирлянды
цветочные, развевались знамена -- оргия красок, учиненная по
случаю завтрашнего праздника, дня местного святого.
Герцогиня, одетая в черное, с черно-белым солнечным
зонтиком в руке и дурацким аметистовым ожерельем, покоящимся
среди поддельных валансьенских кружев у нее на груди, опиралась
на руку нелепо миловидного юноши, которого она называла
Денисом. Его все называли Денисом или мистером Денисом. Фамилию
юноши старались не произносить. Фамилия его была -- Фиппс.
Улыбавшаяся каждому встречному, Герцогиня передвигалась с
несколько большей обдуманностью, нежели все остальные, и веером
обмахивалась несколько чаще. Она сознавала, что сирокко
потихоньку прорезает бороздки на ее тщательно напудренных
щеках, а ей хотелось как можно лучше выглядеть при появлении
дона Франческо, который должен был привезти с материка, от
церковных властей, некие важные вести, касавшиеся ее скорого
перехода в католичество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161