И очень скоро женщины замуж выходить перестанут.
Для мужчины, вступающего в брак, еще можно найти какие-то
оправдания, хотя брак по любви, как правило, несчастен, а брак
по расчету всегда ошибочен. Герои, святые и мудрецы -- все они
противостоят миру в одиночку. Женатый мужчина -- мужчина только
наполовину.
-- Гм-гм!
Мартен умолк.
-- Я не хотел вас прерывать, -- сказал Денис. -- Хотя
как-то очень гладко у вас все получается!
-- Вопрос-то уж больно простой, мой мальчик. Его усложняют
и усложняют искусственно разные там преобразователи общества и
романисты. Им нужно продавать свою гнусную писанину, им нужно
заставить нас позабыть о том, что единственно важная и
интересная часть отношений между полами -- это именно та, о
которой никто не говорит и не пишет. К чему вообще все
сводится? Мужчина творит интеллектуально или физически.
Классифицирует минералы или пробивает тоннели в горах. А
женщина творит физиологически, ее дело -- поставлять
необходимый сырой материал, самое лучшее, что она создает, это
ребенок. У меня с женщинами отношения лучше некуда, потому что
и мне, и им совершенно ясна глупость того пустословия, которым
окружается секс. У нас нет иллюзий насчет друг друга. Мы точно
знаем, что нам требуется. И точно знаем, как требуемое
получить. Уверяю вас, Фиппс, сторонницы женского равноправия
скоро покончат с ханжескими речами и идеальными
представлениями. Они попросту начнут лупить идиотов мужского
пола по головам. И как только женщина вступит в игру на равных
правах, ничего от вашего преклонения перед целомудрием не
останется. Она с ним мириться не станет.
-- Отвратительно, -- сказал Денис. -- Продолжайте.
-- Я кончил. Что, опять санидин?
Денис по-прежнему держал в руке камень. Однако думал он о
своем. Ему нравилось набираться свежих идей, проникать в мысли
других людей -- он знал, сколь многому должен еще научиться. Но
при этом он предпочитал, чтобы разум его формировался без
насилия, на артистический манер. Мартен же словно кувалдой
орудовал да еще и промахивался постоянно. И Кит то же самое.
Почему каждый так неистов в своих убеждениях, так склонен к
крайностям?
Мартен повторил:
-- Санидин?
-- Где-то же должен быть санидин, -- откликнулся Денис. --
Я кое-что знаю о кристаллах, Мартен. Я читал "Этику пыли"
Рескина.
-- Рескин. Господи-боже! Это же не человек, а рвотное
средство. Но вы так и не ответили на мой первый вопрос. Вы все
время повторяете -- "санидин, санидин". Почему?
-- Да я и не знаю. Довольно приятное имя, вы не находите?
Могло бы принадлежать человеку. Женские имена так удручающе
заурядны. Вечно какая-нибудь Марджери попадается. Если бы у
меня была дочь, я бы назвал ее "Санидин".
-- При ваших темпах такая возможность представится вам
нескоро. Вот если бы у меня была дочь, я бы дал ей другое имя,
и я совершенно точно знаю, какое.
-- Какое же?
-- Анджелина.
-- Вот как? -- медленно осведомился Денис. -- А почему?
-- Ну, довольно приятное имя, вы не находите?
-- Имя, если вдуматься, совсем не плохое. Но звучит
по-иностранному. Мне казалось, вы иностранцев не жалуете.
-- Не жалую. Правда, есть тут одна...
-- Продолжайте, -- сказал Денис.
Мистер Мартен подмигнул.
Туман уже снесло с верхушек холмов, скалы, виноградники,
море под их ногами -- все нежилось в сиянии солнца. Молодые
люди встали, словно охваченные единым порывом, и двинулись к
дому. Урок минералогии кончился.
-- Собираетесь нынче к Киту? -- с хорошо разыгранным
безразличием осведомился Мартен.
-- Не знаю.
-- Я бы на вашем месте пошел. Говорят, у него здорово все
поставлено. Жуткая толпа соберется -- настоящая давка. Он
только раз в году закатывает такой праздник. Танцы, китайские
фонарики и шампанское рекой. Неужто не пойдете?
-- Быть может, попозже вечером.
Дениса охватило смятение. Он чуял в этом грубияне
соперника, хоть ему и казалось невозможным, чтобы Анджелина
удостоила подобного человека вниманием. В настоящую же минуту
он, после такого количества пошлых излияний, нуждался в
успокоительной беседе с кем-либо из воспитанных людей. Может
быть, с библиографом? Эймз нравился Денису, которого особенно
привлекало его ученое бесстрастие. Как знать, возможно, и сам
он кончит тем, что станет комментировать какой-нибудь шедевр.
Быть библиографом -- какая спокойная, полная прилежных трудов
жизнь!
-- Я, пожалуй, загляну к Эймзу, -- обронил он.
-- Правда? Бесцветное существо этот ваш Эймз. Сухой, как
палка, типичный университетский дон. Я ему, кстати, обещал
минералогическую карту. Скажите, что я про нее не забыл, ладно?
Интересно, что вы в нем нашли?
-- Он мне нравится, -- сказал Денис. -- Этот человек знает
чего он хочет.
-- Этого мало, мой юный друг! -- словно вынося
окончательный приговор, откликнулся Мартен. -- Нужно еще хотеть
чего-то реального.
-- Что вы называете реальным?
-- Санидин и тому подобные вещи. Вещи с приятными именами.
А, Фиппс?
Денис промолчал.
А его жизнерадостный друг продолжал тараторить:
-- Что-то меня в таверну потянуло. Зайду к Луизелле,
выпью. А то от Клуба меня уже тошнит. И вообще, я, пожалуй,
неравнодушен к младшей сестре. К самой младшей, той, у которой
курчавые волосы -- ну, вы понимаете. Эх, знать бы мне получше
латынь!
Пещерная таверна Луизеллы давно стала местом, в котором
все назначали друг другу свидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161