И неудивительно. Их Библия, "Златая Книга"
боговдохновенного Бажакулова не содержала ни слова,
воспрещающего потреблять крепкие напитки или хотя бы
ограничивающего потребление таковых. Все ее диетические
указания сводились к необходимости воздерживаться от пожирания
плоти теплокровных животных.
Мистер Паркер всегда как следует все обдумывал, а затем
приходил к неправильным заключениям. Это было глупо с его
стороны.
Зная его слишком хорошо, она в тот раз не стала больше
ничего говорить. Надо подождать благоприятного случая, тем
более что у Фредди, которого она изучила досконально, на неделе
семь пятниц, если не больше. Он мог ни с того ни с сего
взбрыкнуть, вообще управлять им было непросто. Фредди нуждался
в мягкой материнской опеке. Все дураки, думала она, подвержены
мгновенным проблескам здравого смысла. И он не исключение. Но
если другие воспринимают такие проблески с благодарностью,
Фредди относится к ним, как к наущениям дьявола. В этом
состояла трагедия Фредди Паркера. Это обращало его в подобие
квинтэссенции -- в сверх-дурака...
Мистер Кит осведомился:
-- Ну что, епископ, не желаете стать членом этого
учреждения?
Епископ призадумался.
-- Вообще-то, я человек довольно демократичный, -- ответил
он. -- Вы ведь знаете, у нас в Африке имеются места довольно
жаркие, и я никогда не позволял себе отступаться перед ними.
Возможно, я сумел бы помочь кое-кому из этих несчастных. Но я
предпочитаю делать все должным образом. Боюсь, чтобы завоевать
их доверие, мне придется с ними выпивать. Я, конечно, не вправе
изображать из себя трезвенника, в особенности после
наслаждения, доставленного мне вашим завтраком. Но запах
здешнего виски -- он меня пугает. Моя печень...
-- О да! -- со вздохом сказал мистер Кит. -- Не диво, что
вы колеблетесь. От этой сивухи любого оторопь возьмет.
ГЛАВА VII
Герцогиня, само собой разумеется, была никакая не
герцогиня. Родилась она в Америке, в одном из западных штатов,
а первый ее муж служил в армии. Второй супруг -- он тоже
давным-давно умер -- был итальянцем. Вследствие питаемой им
пылкой преданности Католической церкви, его, после уплаты
пятидесяти тысяч франков, возвели в сан Папского Маркиза.
Проживи он, как того можно было ожидать, несколько дольше, он
вполне мог бы с течением времени стать Папским Герцогом. Однако
несчастный случай, в котором он был уж никак не повинен -- его
задавило в Риме трамваем -- лишил его жизни еще до того, как
возникли хотя бы намеки на возможность выплаты им
соответственного взноса. Кабы не это, он умер бы герцогом. К
настоящему времени он стал бы им непременно.
Приняв во внимание эти соображения, вдова сочла своим
долгом возложить на себя наиболее звучный из двух доступных ей
титулов. Никто и не подумал оспаривать ее притязаний. Напротив,
все ее друзья уверяли, что она и говорит, и ведет себя, как
настоящая благородная дама; в мире же, где немногим из
уцелевших подлинных представителей этого сословия, как правило,
не дается либо одно, либо другое, должно считать и подобающим,
и уместным если хоть кто-то обладает запасом добрых качеств,
достаточным для поддержания -- пусть чисто внешнего и на одном
лишь Непенте -- традиций стремительно исчезающей расы. Разве не
приятно иметь возможность в любое время дня побеседовать с
Герцогиней? -- а подобная беседа была более чем доступна
всякому, при условии, что он достаточно пристойно одет,
обладает приличным запасом тем для разговора о том, о сем и не
кричит на всех углах о своей ненависти к Папе.
Кое-кто говорил, будто она и одевается, как герцогиня,
однако на этот счет полного единодушия не наблюдалось. Обладая
миловидным овальным личиком и копной седых волос, она имела
склонность принимать классические позы, полагая, что таковые
придают ей сходство с "La Pompaduor". "La Pompaduor" -- это
было нечто изысканное и напудренное. Герцогиня определенно
одевалась лучше и с меньшими затратами, чем госпожа Стейнлин,
полная фигура, круглые загорелые щеки и порывистые манеры
которой ни при каких условиях не позволили бы ей сойти за
старосветскую красавицу, -- госпожу Стейнлин ничуть не
волновало, какое на ней платье, ей важно было, чтобы ее
кто-нибудь любил. Апломба у Герцогини было ровно столько же,
сколько у "La Pompaduor", а вот французский язык она знала
гораздо хуже. Итальянский также пребывал в зачаточном
состоянии. Впрочем, все это не имело значения. Внешнее
впечатление, величавость повадки -- вот что важно. Не страдая
хромотой, она тем не менее вечно опиралась либо на чью-то руку,
либо на трость. Красивая была трость. Герцогиня носила бы и
цепочку с брелоками или ароматический шарик в волосах, если бы
кто-нибудь объяснил ей, что такое ароматический шарик. Но
поскольку никто из друзей не способен был ее просветить, --
мистер Кит намекал даже, будто это вещь, о которой в обществе
воспитанных людей упоминать не принято, -- она ограничилась
парой мушек.
Ее жилище, уже упоминавшийся заброшенный монастырь,
представляло собой нескончаемую череду выстроенных без
претензий, но с основательностью прямоугольных покоев, вдоль
которых тянулись прямые коридоры. Глазам гостя открывались
выложенные на старинный манер мозаикой плиточные полы, далеко
не обильная меблировка, один-два портрета Папы и многое
множество цветов и распятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161