Один из них вдруг вспомнил, что у него вышли сигареты,
благо табак не происходил от теплокровных животных, ни даже от
мертвых. Не зная ни слова по-итальянски, он зашел в табачную
лавочку и жестом изобразил процесс курения -- так умело, что
владелец лавочки сразу все понял и вручил ему пачку. Тут
крепышу пришло в голову, что ему не помешают и спички. Это
потребовало жеста более сложного, столь сложного, что пожалуй
никто, кроме непентинца, одаренного, как и все представители
его народа, живой интуицией, не смог бы и отдаленно понять, что
именно требуется апостолу. Табачник оказался на высоте
положения. С улыбкой добродушного понимания он выложил на
прилавок крошечный коробок восковых спичек ценою в два су.
На том все бы и закончилось, если бы не новое Откровение,
побудившее здоровяка-иноземца исследовать состав предлагаемого
товара. Он вытащил одну спичку и внимательно ее оглядел. Затем,
пальцами растерев ее в порошок, поднес к носу и неодобрительно
принюхался. Результат исследования показался ему в высшей
степени подозрительным. Пчелиным воском тут и не пахло, спичку
явно изготовили из сала мертвых животных, каковые есть мерзость
и нечистота. Будучи человеком благочестивым и по-юношески
пылким, он поступил в точности так, как поступил бы,
столкнувшись с подобной провокацией, у себя в России.
Последовал третий жест, жест отвращения и неодолимого гнева, --
крепыш швырнул коробок табачнику в лицо.
Опять-таки и на этом все могло бы закончиться, окажись
торговец русским. Русские люди ценят прямые поступки.
Но торговец был местным уроженцем.
Для того, чтобы как следует разобраться в последующих
событиях, необходимо иметь в виду, что здешние табачники
занимают особое положение. В местном обществе они стоят на
уровне более высоком, чем в других странах. Они не просто
частные торговцы, не рядовые граждане, они -- в определенном
смысле -- состоят на государственной службе. Итальянский
табачник уполномочен продавать carta bollata(47), то есть
снабженную официальными печатями бумагу, используемую для
написания контрактов и прочих требующих регистрации юридических
документов; он торгует табачными изделиями и марками -- и то, и
другое является монополией государства; он продает (по особой
лицензии) восковые спички, каждый коробок которых обложен
налогом -- столь мизерным, что покупатель его и не замечает, но
дающим такие суммы, что государство из одной только этой статьи
дохода выплачивает ежемесячное жалованье всем своим
колониальным судьям, по сорок пять франков каждому. Очень
разумный налог. Дон Франческо, имевший представление о
политической экономии и кое-что знавший о жизни в Англии, ибо
он проповедовал перед тысячами шахтеров-католиков Уэльса и был
исповедником нескольких сот католических дам в Мэйфэре (он
занимался бы этим и поныне, если бы не небольшая contretemps(48),
приведшая к столкновению между ним и иезуитами с Маунт-стрит)
-- дон Франческо, наделенный всеми качествами, необходимыми для
изложения мнений южанина, часто обращался к этому налогу на
спички, желая доказать превосходство усвоенных его страной
методов управления перед теми, что практикуются в Англии. Вот
что он говорил в обществе близких друзей:
-- У русских есть убеждения, но отсутствуют принципы. У
англичанина есть принципы, но нет убеждений -- неколебимые
принципы, избавляющие его от необходимости самому что-то
выдумывать. Надеяться понять что-либо еще в этой флегматичной,
лишенной воображения нации дело пустое. Англичане чтят закон --
естественно, поскольку преступление требует воображения. Им
никогда не устроить порядочной революции -- без воображения не
побунтуешь. Среди прочего они гордятся тем, что избавлены от
досадительных пошлин. И однако же виски, бутылка которого при
самом лучшем качестве стоит лишь десять пенсов, облагается
таким налогом, что покупать ее приходится за пять шиллингов;
эль, источник жизненной силы нации, не стоит и трех пенсов за
галлон, а продается по пяти пенсов за пинту; за унцию табака,
который можно было бы с выгодой продавать по два пенса за фунт,
приходится платить пять пенсов. И сколько с англичанина ни
дери, он на все согласен, потому что в глубине своего
помутненного разума считает, будто все это делается для блага
нации в целом. Вот способ, посредством которого англичанин
достигает душевного благополучия: он отказывает себе в
удовольствиях ради того, чтобы спасти душу ближнего. Эль и
табак суть предметы потребления, доставляющие человеку
удовольствие. Стало быть, они являются подходящим объектом
обременительных ограничений. А от шведских спичек никто еще
удовольствия не получал. Стало быть, в качестве источника
государственного дохода они никуда не годятся. Англичане
наделены таким нюхом на удовольствия и неудовольствия и
испытывают такой furor phlegmaticus(49) именно в этом вопросе,
что как только возникает мысль обложить спички налогом --
неосязаемым налогом, способным до невероятия обогатить
Казначейство, -- они выстраиваются в десятимильную процессию,
чтобы протестовать против такого попрания их прав, угрожая
камня на камне не оставить от обеих палат Парламента. А почему?
Потому что обложение спичек налогом не служит никакой
нравственной цели, потому что лишь сумасшедший способен
испытывать обремененное чувством вины удовольствие, используя
их в качестве курева или алкоголя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161