..
Довлет и сам не заметил, как вскочил со своего места, как оказался перед Заман-агой и спросил у него разрешения говорить.
Возмущенные неслыханной дерзостью мальчишки, взрослые мужчины гневно зашумели, но старейший среди присутствовавших благосклонно кивнул своей белой головой, и все остальные успокоились.
И тогда перепуганным, но довольно громким голосом мальчик прочел стихи нового учителя, знаменитого в народе поэта Молланепеса:
Не осталось у баев щедрости,
Не живут доброты законами.
Ты проснись, человек, правый гнев нести!
О душа моя оскорбленная...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая СЛОВНО ВОДА В ГОРСТИ...
Солнце, покинув зенит, опускалось по правую руку к вершинам темневших гор. Отряд всадников Сердара двигался через степь походной рысью. Тяжелые думы одолевали самого Сердара. За первый уход из дома вслед за мятежным принцем расплатился он жизнью сына от младшей жены Что ожидает его за второй уход?..
И лица скачущих рядом всадников тоже были замкнуты и суровы. Приумолк даже никогда не унывавший Сапа-Шорник. Впрочем, кому охота глотать взбиваемую копытами лошадей пыль. Стоит объявить привал, вот тогда и взбодрятся сразу острословы и балагуры. Война и походы — привычное дело для туркмен...
В одной из захваченных мятежниками крепостей Сердара и его всадников встретил Говшут-хан. С ним было тоже всадников двести, оба отряда тут же перемешались между собой. Остававшимся в действующей армии джигитам не терпелось поскорее разузнать, какие вести привезли соплеменники с родины...
— Мы все тут ожидали чего-то худшего,— сказал Говшут-хан, когда Сердар поведал, как ему и его джигитам удалось настичь и разгромить карательный отряд Хамзы мирзы.— Откровенно говоря, мы все тут сильно переживали за судьбы оставшихся дома близких. И я со своими джигитами уже было двинулся тебе, Сердар, на подмогу, но хорошо, что мы встретились в этой крепости, а то могли бы и разминуться с тобой...
-— Где теперь ставка принца^ — спросил Сердар.
— Караргях Салара в окрестностях Ак-Дербента, на берегу Яхчая. Отсюда полтора дня пути для каравана верблюдов. Но мы на лошадях, доедем быстрее...
Отряды Говшут-хана и Сердара, так и не разъединившись, выступили из крепости вместе.
Предводители долго ехали рядом молча. Первым молчание нарушил Говшут-хан:
— Тебя что-то тревожит, дорогой Сердар?
— Теперь уже меньше, любезный Говшут. Маленького сына я, соблюдя обряды, предал земле. Убийцам его отомстил. Что может еще тревожить вечного воина?..
— Мрачно шутишь. Прости меня, Сердар, я не знал о постигшем тебя горе. И прими мои соболезнования.
— На все воля аллаха. Но явись я со своими джигитами домой чуть позже, любезный друг, и соболезнования мне пришлось бы принимать не только по поводу младшего сына... Да и другие семьи пострадали бы еще больше.
— Да, Сердар, не ты один испытываешь угрызения совести. Мы увели с собой самых лучших воинов и, оголив селения наши, подвергаем земляков великой опасности,— грустно сказал Говшут-хан.
— Есть и другое,— сказал Сердар.— Я-то ладно, я — дважды Сердар: имя у меня такое и доля. Мне само небо судило — жизнь свою проводить в походах. А вы-то, друг мой Говшут, вы оба с Оразом ханы. Вы что же, оставили свои ханства Ходжамшукуру?
Слова Сердара, с которым Говшут-хан не только поближе познакомился во время своего пребывания в армии принца Салара, но и подружился, задели его чувствительно. Но Говшут-хан был из людей, считавших, что друг, раскрывающий тебе горькую истину, не бередит рану, а стремится сыскать для нее бальзам.
— Не стану скрывать от тебя, Сердар, я считаю, что в качестве хана смогу быть много полезнее соплеменникам, чем Ходжамшукур. Но если народ примет его, то я усмирю свою гордость и раздоров сеять не стану. Мы, туркмены, и без того страшно разобщены... Кстати, не довелось ли вам в родных местах проведать, где теперь обретается он?
— Где же может еще быть Ходжамшукур в такое время, как не в Хиве? Говорили, что он отправился туда клянчить ханский ярлык.
— Народ не признает хивинского ярлыка,— твердо заявил Говшут-хан.
— Да,— согласился Сердар.— Ненависть, которую Ход-жамшукур возбудил в своем народе лично, он умножит на ненависть, испытываемую всеми к хивинцам. И все же как другу скажу тебе, Говшут: беспечность — не лучшее украшение для человека твоего положения...
Лошади утомились, и всадники были вынуждены сделать короткий привал. Когда после отдыха они въехали на возвышенность, перед ними уже открылись укрепления Ак-Дер-бента, где теперь находилась ставка мятежного принца...
Полулежавший у кленового костра внутри просторной палатки принц Салар, увидев входящего Сердара, радостно вскочил и поздоровался с ним за руку.
— Слышал, достойный Сердар! Лазутчики мои донесли, что ты со своими джигитами накидал горячих углей в штаны Хамзе мирзе! Теперь-то он вряд ли осмелится посылать своих сербазов в ваши селения. После поражения у Кала-и-Якута и в окрестностях Серахса Хамза мирза растерял силы и больше не сможет подняться. А Мухаммед-шах болен. Дай аллах всем, кто осмеливается выступать против нас, такой же участи. Ты суровый воин, Сердар,— вынул принц у себя из-за пояса один из кинжалов, ножны и рукоять которого украшали драгоценные камни.— Тебе такая игрушка не с руки, я знаю. Но не наградить тебя за победу в Серахсе я не могу. Возьми этот кинжал, подаришь его одному из своих сыновей...
Сердар принял драгоценный кинжал, подметив сверкнувшую в глазах приближенных принца зависть. Но принц знал, что делал. Узнав, что мятежный принц наградил Сердара за победу, одержанную не здесь, а в родном краю текинцев, примкнувшие к Салару воины разных племен, естественно, станут думать, что их кровные интересы близки и ему, иранскому принцу, их предводителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133