..
— В таком случае примите нас официально. Мы явились к вам с делом.
— Мы понимаем, что в подобных обстоятельствах люди вашего положения не заявятся к противнику, чтобы только попить у него чая,— ответил Ораз-хан, ставя перед посланцем принца свежезаваренный чайник и подавая ему пиалушку.
Аббас-Кули-хан налил себе чаю, с наслаждением выпил и, усевшись перед Ораз-ханом поудобнее, вознамерился было говорить.
— Подождите, уважаемый посол,— остановил его Ораз-хан.— Это у иранцев предводитель господин, а все вокруг него его слуги. А у нас, зловредных текинцев, все наоборот: все — господа, а предводитель — слуга их...
Сейчас же были разосланы гонцы. И только когда прибыли все, кто имел право участвовать в совете, Ораз-хан предложил:
— Вот теперь можете говорить, Аббас-Кули-хан, с чем вы к нам явились.
Заметив среди приглашенных на совет двух человек, на которых была одежда, какую носили хивинские нукеры, посланец иранцев помрачнел, на что и рассчитывал Ораз-хан, когда настойчиво приглашал робко пристроившихся у самой двери Назрулло и Сапармета сесть поближе...
— Почтенные,— заговорил Аббас-Кули-хан не столь уверенно, как он намеревался.— Нас к вам послал Солтан-Мурад. Принц поручил мне передать, что он гордится вашей доблестью и смелостью и считает вас достойными защитниками северных границ Ирана... Однако он глубоко скорбит по поводу того, что вы, идя на поводу у смутьяна, напавшего на свой отчий дом, допустили досадную неосторожность...
Посол иранцев замолчал. Молчали и все люди, собравшиеся в юрте Ораз-хана. «Откуда здесь и для чего эти хивинцы? — ломал себе голову Аббас-Кули-хан.— Похоже, прав был шах-заде. Текинцы с ними столковались. Только немного раньше, чем он думал... Но эти двое что-то не похожи на важных людей. Скорее всего, из мелких военачальников, вечно жаждущих добычи. С подобными при случае нетрудно поладить... Но вначале надо перетягивать на сторону Ирана самих текинцев...»
— Продолжайте, почтенный посол. Наши уши открыты для ваших слов,— сказал Ораз-хан.
— Все вы знаете, досточтимые яшули и предводители, как безграничен гнев иранского шахиншаха, так и неиссякаемы его великодушие и щедрость...
И вновь Аббас-Кули-хан взглянул на двух хивинских нукеров, предполагая, что последнее слово вызовет на их лицах выражение алчности, но Назрулло и Сапармет сидели, как и остальные, бесстрастно внемля словам посланца иранского принца. «Похоже, научились торговаться,— подумал о них Аббас-Кули-хан.— Придется заплатить им подороже, только и всего...»
— Его величество и его светлость шахзаде оба осведомлены, что вы раскаиваетесь в совершенной вами ошибке. Своевременное признание вины — разумный поступок, а исправление ошибки — благоразумие,— продолжал посланец принца.— Знают они оба и то, что причиной подавленной смуты был заклятый враг иранского народа Салар. Изменив своей стране, своему народу и своему шахскому дому, он проникся скверной мыслью: продать гяурам часть Ирана или даже всю страну! Однако, слава милосердному аллаху, Иран незыблем!.. К несчастью, до шаха и до шахзаде лишь совсем недавно дошло известие о том, что вы, текинцы, покинули проклятого Салара, как только узнали о его сговоре с гяурами...
«Ого! Он сам подсказывает нам выигрышный ход. Значит, заготовил ловушку для следующей партии»,— подумал Ораз-хан.
— Теперь и шах и принц узнали то, о чем вы сказали, Аббас-Кули-хан,— обратился к посланцу Сердар.— Значит ли это, что иранская армия теперь отсюда уйдет?
— Уйдет, Сердар-бег. Конечно, уйдет... Что ей здесь делать? Когда северные границы Ирана и без того защищены могучим войском. Вашим... Но обычай требует, чтобы вначале мы составили договор. Только и всего...
— Слава шахиншаху! Слава шахзаде! Они так мудро отделяют виновных от невиновных,— вскричал Шали-бай.
Тангрыназар-бай, сидевший рядом и, постоянно прикрывая веки, будто он дремлет, тем не менее обостренно воспринимавший каждое слово посланцев иранского принца, услышав вопли соседа,, скривился так, словно ему наступили на его больную ногу.
— Послушай, Шали-бай, тебя случайно мать в младенчестве не роняла? — произнес он скрипучим голосом, что выдавало его крайнее раздражение.
— Нет! Я не хромаю,— сейчас же выпалил Шали-бай.
— Ты прав. Я хромаю, Шали-бай. Это неудобно для меня и для имеющих сострадательную душу... Но если кто умом хромает, он вред приносит всем.
— Это я умом хромаю?! Да_я могу подобного тебе вместе с потрохами десять раз купить! И еще десять раз по десять...
— Эй, баи. Тут вам совет, а не мешхедский базар,— грозно сказал Ораз-хан.— Говори, Тангрыназар, дело, раз начал.
— Я и говорю.ТТ Сначала к нам явился один иранский принц, теперь приехал к нам посланец от другого принца... Первый нам золотые горы наобещал. Но, как нам говорят, он вовсе и не думал исправлять положение в стране, а, наоборот, вознамерился продать державу. Для того, наверно, и вблизи мешхедского базара поселился. А там, как ходят слухи, все купить-продать возможно. Не только иранскую державу, но даже Шали-бая сто по сто раз...
От злости противник Тангрыназар^-бая даже дернулся, но под брошенным на него грозным взглядом Ораз-хана сник и вынужден был молча проглотить обиду.
— Теперь нам обещает чуть ли не райские кущи посланец второго принца... Не слишком ли зазнались вы, текинцы? А как же, простые смертные, а с принцами компанию водим!..
— Что ты предлагаешь, Тангрыназар-бай? — спросил Ораз-хан.
— Я предлагаю потерпеть и подумать, прежде чем каждого нового принца возносить до небес... Ведь убедились ныне, что нам и принцам с небес больно падать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133