— Будь он проклят, этот зверь Байсахат,— кричала Аннабахт.— Как только земля таких носит! Вай-вай-вай! Всю ладонь, проклятый, изрезал моему ребеночку...
Гочмурат во все свое круглое лицо ухмылялся, его рассмешило, что мать назвала его ребеночком. Евбасар, увидев, что Довлет направляется к нему с лепешкой, оставался сидеть на месте. Пес осторожно взял зубами угощение, когда Довлет поднес хлеб прямо к носу. Ел он его не жадно, а с достоинством, словно понимал, что хлеб этот он заслужил честно...
— Что мне делать, несчастной, с твоей рукой? — сокрушалась над раной Аннабахт.— Я ведь не собака, не могу зализать ее языком...
— Отойди, женщина,— не зло, но грубовато отпихнул ее Аташир-эфе и принялся разглядывать ладонь Гочмурата.— За лезвие ножа хватался?
— Ага, деда,— весело ответил Гочмурат.— Когда сломалась палка, Байсахат выхватил нож. Я успел только выкинуть левую руку и схватил нож голой рукой...
— Надо хватать за запястье. С твоей силищей можно было ему и руку сломать.
— Зачем? Вы сами учили, деда: драка с соплеменником — не бой с врагом. Я просто разжал его пальцы и отнял нож. А тут на него сзади прыгнул Евбасар и опрокинул Байсахата на землю...
— Дове,— приказал Аташир-эфе,— ступай в юрту и принеси собаке вторую лепешку. Она свое дело знает лучше, чем вы, щенки...
— В чем я неправильно поступил, деда? В чем? — скривился Гочмурат от этого упрека, как не кривился он от своей раны.
—- Соплеменник, обнаживший на тебя нож, больше тебе не соплеменник, а враг. Бить его надо, как бьют врагов, чтобы не мог подняться... Где его нож?
— Вот он, деда,— с виноватым видом подал Гочмурат Аташиру-эфе оружие с длинным темного цвета лезвием и шершавой рукояткой из кости какого-то животного.
— Явился домой не побитым, и то ладно,— проворчал Аташир-эфе, беря нож Байсахата.— Эту железку я снесу Атаву-Грызуну, пусть глава их рода побесится.
— И скажите ему, деда: в другой раз я с мясниками не буду так осторожен...
— Сопляк,— оборвал Гочмурата дед.— Тебе ли вкладывать свой язык в мои уста?
— Ваша правда,— смутился Гочмурат.— Я сам смогу с ними объясниться в другой раз...
Евбасар с достоинством удлетал вторую лепешку, отрываясь от нее изредка, чтобы лизнуть радостно ласкавшую его руку Довлета. Умный пес уважал всех членов семьи, даже маленькому Кемалу великодушно позволял вволю таскать его за уши и за хвост, но любил пес больше всех Довлета. Он часто заглядывал в глаза мальчика, словно говорил ему: «Прикажи! Я умру за тебя с радостью. А пока ты этого не приказываешь, давай садись на меня верхом, покатайся, как бывало прежде...» Раньше Довлет часто разъезжал верхом на собаке по двору и по улице. Но теперь он подрос и понимал, что его тело слишком тяжело для верной собаки...
Довлет поглаживал собаку, не глядя на нее, мысли его были заняты совсем другим. «Главное — не явиться домой побитым,— раздумывал он.— Вот чего ожидает от них, мальчишек его рода, дед. А если противник окажется сильнее? Нет ведь на свете такого силача, на которого не отыскался бы еще более сильный... К тому же они, мальчишки, встречаются не только с одногодками. А если навалится тот, кто на три-четыре года старше тебя?.. Нет,— сам себе отвечал мальчик,— для деда это не оправдание. Хорошо жить на свете старшему брату. На него двое накинулись, а он с ними только вполсилы сражался и победил...» Довлет совсем забыл, как недавно вознамерился вступить в схватку с тем же Байсахатом, что страха в том случае он не испытывал. Он дал себе зарок: держаться подальше от мальчишек из рода мясников, больших и малых. Не кулаков их он страшился, а того презрения, с каким, доведись Довлету явиться в дом побитым, встретит его родной дед...
Довлет принес кумган с нагревшейся водой. Аташир-эфе промыл рану Гочмурата, смазал ладонь каким-то снадобьем и уже вознамерился завязать ее поданной Аннабахт чистой тряпкой...
— Остановись, несчастный! — раздался визгливый крик, и во двор их вбежала запыхавшаяся соседка Бибигюль.— Ты что, достойный Аташир-эфе, задумал внука без руки оставить?..
На крик ее появились из своей юрты соседка Огулсабыр-эдже и ее дочь Айджерен.
— Эй, красавица, ты что застыла, словно кол? Давай тащи сюда вон тот казан! — указала Бибигюль на кострище во дворе, возле которого валялся на боку огромный закопченный казан.— А ты, постреленок,— схватив израненную ладонь Гочмурата, приказала она Довлету,— полей сюда воды из своего кумгана...
Аташир-эфе нахмурился, но возражать не стал. Соседка Бибигюль считалась лучшей знахаркой в селении. Она проворно смыла с раны Гочмурата снадобье деда, с принесенного Айджерен казана соскоблила ножом сажу и засыпала ею рану. Затем знахарка извлекла из своего узелка кусочек плиточного чая, разжевала его во рту и налепила жвачку на рану.
— Если аллах будет милостив,— сказала она, накладывая повязку,— через четыре дня опять сможешь хватать этой рукой острые кинжалы.
— Вай! Что вы такое говорите,— запричитала Аннабахт.— Избавь, аллах, от такого... Конечно, вам спасибо! Мы без вас не знали, что нам делать, темные... Но для чего же вы предрекаете нашему мальчику снова подобное?..
— Не я вам предрекаю, уважаемая Аннабахт, а те, кого побил ваш мальчик... Прибежала ко мне дочка Халнепеса из рода мясников, говорит: «Вас бабушка зовет. Велела, чтоб пришли со снадобьями...» Явилась я и вижу, что юрта полна народу. А женщины промывают голову Байсахата, и вся ру-б&шка его в крови...
Аннабахт испуганно взметнула вверх руки, а Аташир-эфе довольно улыбнулся.
— Перевязываю голову Байсахата, а мясники шумят. Бег-назар, слюнтяй этакий, кричит:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133