— Куда же, куда мне спрятать эти несчастные головушки? Вай-ей, вы мои горемычные,— принялась соперница Аннабахт истерически целовать головки своих детей. .
Вслед за перепуганными выкриками своей матери заплакал и маленький Кемал, а за ним захныкала и Айша. Аннабахт с Огулсабыр-эдже принялись утешать детей, укоризненно поглядывая на Джахансолтан. Но той не было дела, как на нее смотрят: бедная мать в страхе за судьбу своих детей была уже на полпути к тому, чтобы лишиться рассудка...
Не находил себе места в юрте и Довлет: сражаться он еще не мог, но и обреченно дожидаться, какая им всем выпадет доля, для мальчика было мучительно...
На что теперь могли надеяться перепуганные обитатели юрты? Хотя они и заперли крепко дверь, но что стоит налетчикам острой саблей или даже кинжалами вспороть кошму самих стен! На то, что откуда-то подоспеет помощь, надежда была слабой. Оставалась одна судьба: авось она не укажет бандитам именно на эту юрту. Хотя нападающих было во много раз больше, чем его защитников, все же их очень мало для того, чтобы за несколько часов успеть ограбить все жилища. К тому же им нельзя излишне перегружаться добычей, потому что следовало опасаться и возможной погони...
Ак-ишан, Серахс-баба, Мялик-баба — туркменские религиозные святыни.
Неизвестно, как сильно овладел бы обитателями этой
юрты страх, если бы Аннабахт вдруг не услыхала, что в их двери кто-то скребется снаружи.
— Тихо! — прикрикнула она на свою соперницу.
— Вай-ей, это бандиты! — вскричала та и заголосила еще громче.
— Бандиты не скребутся, а ломятся — спокойно сказала Огулсабыр-эдже, и Джахансолтан притихла.
Аннабахт и Довлет кинулись открывать двери, а когда распахнули их, то увидели лежавшего у порога истекающего кровью Гочмурата...
Не промолвив ни слова, Аннабахт кинулась поднимать израненного старшего сына. Вдвоем с Довлетом они втащили Гочмурата внутрь жилища.
Мать не могла сразу уразуметь, куда ранен ее сын. Вся одежда Гочмурата была в крови, и снимать ее с раненого было опасно, можно причинить ему лишние страдания. Аннабахт схватила со стены острый кинжал и принялась вспарывать на Гочмурате чекмень, рубаху и брюки...
Джахансолтан была настолько напугана видом крови раненого, что больше не кричала, а только глядела на него расширившимися глазами...
Гочмурат не издал ни звука, пока мать обмывала и перевязывала его раны, а когда Аннабахт уложила его в постель, юный воин дерзко улыбнулся и тут же впал в беспамятство...
Как ни странно, но раны собственного сына не породили отчаянья в Аннабахт, а, наоборот, предельно обострили ее рассудок. Эта женщина вдруг ясно осознала: поддайся она теперь панике, и все, кто находится теперь в ее доме вместе с ней, будут обречены либо на смерть, либо на рабство. Одно им оставалось, по разумению Аннабахт: если нагрянут бандиты и на них, постараться от них отбиться...
В семье двух сердаров оружия всегда было много. Аннабахт сорвала со стены одну из винтовок и подала ее Огулсабыр-эдже.
— Знаете, где надо нажимать, уважаемая?
— Знаю, соседка. Вы правильно решили,— ответила Огулсабыр-эдже и передала винтовку своей дочери.— Если на тебя накинется аламанщик, Айджерен, направь на него этим концом и натисни пальцем на этот крючок.
— Я боюсь, мама,— пролепетала девушка.
— Я тоже, доченька, боюсь. Но ни страх, ни мольбы от бандитов нас не спасут. Делай, что я приказала...
Немного успокоенная твердым голосом матери, Айджерен, приняла из ее рук винтовку и уложи \а ее себе на колени, приготовившись точно исполнить наказ своей матери, которой девушка еще ни разу в жизни не ослушалась... Аннабахт подала Огулсабыр-эдже другую винтовку. — Заряжена? — спросила достойная женщина. — У нас всегда все эти железки заряжены,— ответила Аннабахт и третью винтовку на всякий случай положила около впавшего в беспамятство Гочмурата...
— Дайте и мне,— услышали все дрожащий голос Джа-хансолтан.— У меня тоже дети...
Аннабахт взглянула с сомнением на свою соперницу, но винтовку все же подала и ей. Себе Аннабахт взяла пистолет и вытащила из ножен саблю.
— Всей сворой они на жилища людей не нападают,— сказала она своим союзницам.— А если к нам заявятся двое или трое...
Аннабахт недоговорила, в этот миг в дверь жилища тихо постучали.
— Они! — ужаснулась Джахансолтан.
— Бандиты не так стучатся,— вновь успокоила ее Огулсабыр-эдже.
— Неужто и дед заявился? — промолвила Аннабахт, когда Довлет отпирал двери.
Но за порогом все увидели не Аташира-эфе, а доставшуюся ему по жребию невольницу Гюльпери.
«Несчастная я, что наделала! Отпустила эту негодную, а она привела своих, чтобы нас ограбить и убить»,— пронзила мозг Аннабахт первая мысль. Но за спиной у Гюльпери никого не было. «Не одна же она, со своим кинжалом, явилась нас разорять»,— пришла к Аннабахт вторая мысль. К тому же Гюльпери держала свое оружие в какой-то очень безвольной и окровавленной правой руке, на которой, как сразу отчего-то подметила Аннабахт, больше не красовался ее серебряный браслет. «Бедняжка, с ней что-то случилось нехорошее»,— было третьей мыслью Аннабахт, уже сострадательной...
— Входи же,— позвала она.
Гюльпери, пошатываясь, вошла, и Довлет быстро запер за нею двери. Аннабахт, увидев, что с этой женщиной творится что-то неладное, быстро налила в пиалушку чай и поднесла его ей.
— Попей, дорогая.
Гюльпери взяла пиалушку левой рукой и поднесла ее ко рту.
«А на этой руке браслет есть^>,— отметила про себя Анпа-бахт. Довлет же обратил внимание на то, как громко стучали о край пиалушки зубы несчастной женщины, когда она пила чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133