— Какую?.. Я никогда не считал себя умнее всего моего народа. Вместе давайте думать. Но знаю я, люди, что подобным размышлениям давно пришла пора...
— С Ираном не вышло дружбы... С Хивой и Бухарой не выйдет... У Афганистана теперь и своих забот по горло... Тогда кто же? — спросил Тангрыназар-бай и обвел взглядом всех.
— Еще англичане есть,— вдруг сказал Говшут-хан.
— Англичане! — вскричал Сердар.
— Видели мы их, Говшут-хан,— сказал молла Абдурахман.— А также довелось узнать в Мешхеде, до чего довели англичане доверившихся им индусов...
— Кожа да кости,— добавил Сердар.— Даже на дармовщину съесть много уже не в состоянии. Похоже, что эти англичане индусов совсем есть отучат, если последние их с себя не сбросят...
И все же Говшут-хана Сердар и молла Абдурахман не смогли переубедить, но он увидел, какое впечатление их слова произвели на остальных, а потому больше ничего не сказал в пользу англичан...
— Остались поблизости одни урусы,— вдруг вымолвил задумчиво Ораз-хан.
— Урусы!—вскричал Говшут-хан.— Но они же неверные! И с шахом Ирана теперь дружат...
— Англичане твои, Говшут, как я знаю, тоже неверные,— сказал Заман-ага.
— А что с Ираном урусы дружат,— добавил Тангры-назар-бай, почесывая свою больную ногу,— то мы ведь не красотка, чтобы ревновать. Да...
Все опять рассмеялись: уж очень тяжело было представить старого, толстого и обрюзгшего Тангрыназар-бая молоденькой девушкой.
— Урусы или кто другой, а Молланепес верно говорит, люди, что настала пора нам об этом думать,— сказал Заман-ага.— Но такое дело мы не решим сегодня. Тут надо со всем народом советоваться... Или ты по-другому считаешь, а, Молланепес?
— Нет, Заман-ага. Я думаю, как вы. Простой народ первым за наши решения платит...
— Почтенные,— заговорил сурово Ораз-хан.— Мечтания разводить — это хорошо. И посмеяться вволю тоже большая польза... Но на нас теперь идет целый Иран. Не пора ли обратить наши взоры в его сторону?
— Надо послать за подмогой в Мары и на Ахал, Ораз-хан,— выпалил Шали-бай.
— Верно,— рассмеявшись, сказал Тангрыназар-бай, поудобнее устраивая свою больную ногу.— Падишах на Ахал не гневается. Да и растяпа он, этот новый шах Насреддин. Совсем не ведает, где расположен этот самый Ахал...
— Это верно,— сказал молла Абдурахман.— Если не двигаются шахские сербазы на Ахал, то, значит, очень скоро против него выступят...
— И если ты, Ораз-хан, так быстро потребуешь от Гара-оглан-хана исполнения его клятвы, то он раскроет для тебя, конечно, свои объятия. Но Ахал тогда окажется перед врагами без лучших своих джигитов...
— Просить у ахальцев подмоги не станем,— решил Ораз-хан.— Но гонца к ним отправим. Хотя и мудрый человек
Гараоглан-хан, но все же он не так ловко играет в шахматы как наш Говшут. Да... Предупредить ахальцев о выступлении иранской армии против туркмен все же следует...
Один только Говшут-хан понял, на что намекал Ораз-хан, говоря о его ловкой игре в шахматы, но, помимо шахмат, он все больше ловкости обретал и в жизни, потому и не стал никому говорить о своем столь удачном для всех туркмен шахматном поединке с Джафар-Кули-ханом. Остальные же участники совета, услышав упоминание о шахматах, только недоуменно переглянулись, и каждый был волен сделать вывод, какой ему больше пришелся по вкусу...
«Однако Джафар-Кули-хан сам попался на крючок,— подумал в этот момент Говшут-хан.— От него теперь можно будет и еще что-либо узнавать. Но вначале надо будет поговорить с Ораз-ханом о награде для этого простака за его первые вести...» В то, что Джафар-Кули-хан просто оказал туркменам, с которыми он вместе сражался, дружескую услугу, Говшут-хан не верил. Наличие благородства, да и то в разумных пределах, он допускал только в себе да в малом числе своих избранных соплеменников, но не в иностранцах. Как потом оказалось, Говшут-хан горько ошибся и навсегда потерял дружбу Джафар-Кули-хана, а заявившегося к нему с дарами посланца туркмен тот от себя прогнал с брезгливостью. Но зато этому посланцу удалось сделать шпионом одного из джигитов, доставлявших Говшут-хану наложницу-туркменку. И от этого алчного человека туркмены получали-таки кое-какие ценные сведения об иранской армии, пока того не вздернули на виселицу...
— Жалко нашему поэту, что гибнут туркмены. И мне тоже жалко,— сказал Заман-ага.— Но на этот раз нам придется выставить в ряды сражающихся даже и безусых юнцов, сегодня нам ожидать подмоги не от кого...
Ходжамшукур-хан, сидевший до сих пор молча, обвел собравшихся долгим взглядом своих глубоко сидевших глаз.
— Почтенные, подобное блюдо, какое тут собрались сготовить все мы, не следует выставлять на дастархан недоваренным,— сказал он.— Хива у всех тут вызывает брезгливость... А может, она как раз и есть та страна, какую вы собрались искать? Может быть, теперь и родился способ нам с хивинцами подружиться? В Мары сейчас пребывает с большим войском в бездействии Сейит-Махмут-торе, наместник хивинского хана. Быть может, ему захочется немного поразмяться в сраженье с иранцами?.. Не настолько же вы брезгливы и скупы, я полагаю, чтобы не уступить хивинцам какую-то часть наших врагов...
Все же удалось Ходжамшукур-хану посеять зерна сомнений в души собравшихся на совет людей: никто сразу не ответил на его слова ни согласием, ни возражением.
— Да,— после долгого общего молчания заговорил Заман-ага.— Знай я теперь, где обитают шайтаны, я бы и к ним отправил гонца. Вдруг и шайтанам захотелось бы поразмяться, перетаскивая сербазов иранского шаха в преисподнюю...
— Ты поедешь к Сейит-Махмут-торе от нас, Ходжам-шукур-хан,— решил правитель Серахса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133